Manhattan

Страница: « 1 2

Сообщений 21 страница 24 из 24

Поделиться212015-07-14 12:41:08

Автор: Реклама
Двигаю прогресс хд
Зарегистрирован: 2013-08-30
Приглашений: 0
Сообщений: 21782
Уважение: +4
Позитив: 0
Провел на форуме:
4 месяца 8 дней
Последний визит:
2015-10-02 17:41:09

[float=left][/float]От администрации:
- А где бабуля?
- Я за нее. (с)
Итак, пока Каррера наслаждается своим отдыхом, я, то есть Коти, выхожу на связь с вами, дорогой Манхэттен! На повестке дня у нас несколько новостей, а так же поздравления игроку недели, лик которого вы все уже успели увидеть в шапке форума.
На этой неделе были подведены итоги голосования по лучшим играм мая, ознакомиться с ними, а так же увидеть новый список кандидатов вы можете в теме - Лучшие игры "Манхэттена". Не забывайте о новом голосовании, ведь именно вы можете повлиять на результаты, прокомментировать понравившиеся эпизоды и вообще сделать игрокам приятное своим вниманием.
Вот-вот закончится запись на игру в общем эпизоде августа - let's get ridiculous. Кто не успел записаться, но хочет - милости просим. Предполагаются игры командами, жаркие кубинские ночи, развлечения и патихард.
Уважаемые участники отыгрыша по Дикому Западу, пройдите в тему координации эпизода и ознакомьтесь с предлагаемыми от Ками ходами - "Wild Wild West: Gold Rush". Не будьте ленивками, потому что эта женщина обещала безумства, а кто просто так от них отказывается?
В ближайшие дни мы откроем тему пяти дней с новой жертвой, так что вы еще можете успеть либо проголосовать за ~~самое слабое звено~~ очередного счастливчика, либо всегда можете дождаться и приготовить свои каверзные вопросы избранному игроку Манхэттена. Так же у вас еще есть возможность поболтать в открытой пока что теме с Раулем.
Спешу отметить так же то, что у всех желающих написать пост на тему смертных грехов осталось в запасе всего СЕМЬ ДНЕЙ. Кто еще не написал - садитесь писать, кто еще не отправил - отправляйте в лс Люку. И не забудьте приложить к посту музыку, так как конкурс у нас музыкальный!
Участникам последнего конкурса прошедшего Месяца Кино на Манхэттене - у вас в наличии еще день, чтобы выложить в тему свои работы по сценариям, после чего будет объявлено голосование на лучшего. Если у вас еще есть какие-то вопросы, уточнения или просьбы о продлении сроков - обращайтесь в тему Конкурс сценариев на Манхэттене. Там же и выкладываются созданные проекты.
Так же напоминаю о нашем радио, быть создателем выпуска которого может каждый игрок ролевой. Breakfast Club ждет своих героев, а герои ждут ваших приветов и музыкальных заявок. Если Вам есть что сказать другому игроку, острову Манхэттен, да целой Вселенной - пишите в личку Лейлы или Кита, добавляйте музыку - и пусть другим будет теепло от ваших слов и мелодий. Как говорится, не надо стесняться
И вот новости ролевой закончились, так что пришла пора говорить "привет" нашему игроку этой недели, которым стал Киллиан со своим чувственным, ярким, очень характерным постом в альтернативу "Этот, с верхнего этажа". Я до безумия люблю подобные посты, в которых умело переплетается грусть, тоска и чувственность, в которых каплями присутствуют страх и отчаяние, потому для меня на этой неделе пост Киллиана и правда лучший среди других. Я буду краток, так как передам главное слово Раулю, потому пожелаю тебе сил и вдохновения на подобные крепкие и чувственные посты, пожелаю хороших игроков и больше интересных историй. И скажу спасибо за эту. Она правда цепляет.

Киллиан и его тоска

Перешедший черту, не все ли тебе равно, что полынь-трава, что жаркий дурманный мед?
Он лежит на полу, раскинув в стороны руки, глаза его обращены вверх, стеклянные и неподвижные. От нижнего века по щеке тянется узкая дорожка слез, высохший ручей, горчащий на языке как поцелуй первой любви, как поцелуй - последней. Руки его по локоть в крови, ногти вырваны, вместо них гнойная рана, и споры растений уже пробили мертвенно-белую кожу белесыми стебельками и листьями, навстречу солнцу и жизни.
Он – Айзек. Имя – хлесткий удар наотмашь. Имя – приговор. Имя – память, нырнешь, да не вынырнешь.
Айзек… Белый в белом.
В волосах его запуталось время. Усталое, оно змеей обвило шею, придремалось, пригрелось, притихло, да так и осталось там – позолоченной чешуей на неподвижной грудной клетке, всполохами в рыжеватых прядях, даруя и пророча страшную – в обоих смыслах своих – участь: быть тебе творцом никем не виденных образов, воспевать тебе никем не слышанные мелодии, хранить утерянное, быть тем, кого не принято замечать. Черту перейти. Умереть и назад воротиться.
- Знаешь, Том… А ведь я помню, - губы Айзека плотно сомкнуты, не дрогнут, не шевельнутся, а звук идет сам по себе будто бы. Из пустоты, тишины, из того вакуума, которым он окружен вот уже вторую неделю. Вакуум рождает слова, ветер разносит их, тьма, из врага превратившись в подругу, напитывает словами клетки кожи и атомы стен. Тонкая изморозь на стекле, синеющие пальцы, резкая боль под левой лопаткой, такая, что не вздохнуть – ее творение. Айзек молчит, но голос его, многократно усиленный отчаянием, гонгом бьет в барабанные перепонки того, кто может, единственный, его слышать. Тот, у кого в груди черная дыра навылет, тот, чья душа трепещет на заржавленной цепи и вот-вот сорвется, тот, кто заглядывал в бездонный колодец и был вместилищем его духа, во веки веков проклятого. Томас.
- Я помню не все, и не четко. Как в тумане. Это чертовски злит… Имя… ускользает. И лицо его тоже. Зато, я помню запах. Сладкий, приторный, как вишневый сироп… Помню, он любил Marlboro Red, сминать пачку, говорить «дорогуша – sweet», кусать губу… У него была дочь, твоя ровесница. Я видел ее пару раз, но… не запомнил. Он просил для нее автограф…
Голос-мысль замолкает, истончается, сходит на нет, как стон бамбуковой флейты. Айзек отрывает от пола руку, подносит ее к лицу, смотрит сквозь, не видя, покрывает ослепшие глаза, на дне которых плещутся воспоминания рябью. Слезы текут тихо и без надрыва, он не замечает их. Пытается пробиться сквозь каменную стену, что возникает всякий раз, как он приближается к самому важному, причине, почему он все еще здесь. Пытается вспомнить убийцу.
Рот Айзека кривит карминной улыбкой. До встречи с Томом ему было на все плевать. До встречи с Томом он исчезал, сам не понимая того. Терял себя, рассыпался на байты и кварки. Перерождался в безмозглого полтергейста, сгусток ненависти и стихии. Просто переставал быть.
Что изменилось? [float=right]
[/float]
…Стук человеческого сердца, шум крови в висках, волны страха и любопытства, потеющие ладони…
- Слышишь, Томас? Я обещаю…
… и горькая тяжесть в межреберье, будто внутри – камень, а под ногами воронка-водоворот, тянет, засасывает, накрывает…
… и тянется медленно рука к осунувшемуся в бессоннице лицу, стирая трагичность излома бровей, прогоняя печаль…
- Я обещаю оставить тебя в покое.
…пока покой не обернулся вечностью.
Айзек молчит еще неделю. Дым на площадке верхнего этажа рассеивается, свет перестает чудить, железная дверь тускнеет, и ручка покрывается пылью. И даже вечно хмурые жильцы подъезда оживляются как-то: чаще улыбаются, не оглядываются между делом через плечо, не вслушиваются в шорохи и скрипы – нету их больше. Вернее, есть, но другие они, не веет от них потусторонним.
Айзек прорастает травой. Вкрадчиво шелестят сухие вересковые колокольчики в переливе ветряных волн, золотистая патина безоблачного неба обволакивает и убаюкивает. Он в сознании и вместе с тем вне его – парит над сущим, более бестелесный, чем душа без плоти.
***
Это был хмурый апрельский день. Айзек допивал последнюю банку пива, когда тишину разорвал звонок городского. Нервная трель – по мозгам, по позвоночнику – оглоблей. Он дернулся неловко, рука метнулась к трубке, не попала, телефон слетел с тумбы и грохнул об пол. Что-то щелкнуло, включилась громкая связь. И Айзека окотила волна ужаса – этот голос, хриплый и прокуренный, он бы узнал из тысячи.
-Алло! Кхе-кхе.. Ало! Меня слышно?
Айзек заткнул уши, зажмурился, мог бы сдвинуться с места, залез бы под стол, как в детстве. Но тело его будто сковало. Он не мог пошевелиться. Не мог вдохнуть, довился воздухом, как водой. И отчаянно молил про себя – «Пожалуйста, прекрати…».
Звонок оборвался. Но голос продолжал звучать, порождая все новых и новых монстров.
Через три дня ему позвонили вновь. Безликая женщина на том конце провода сообщила весть – «Ваш отец скончался, приезжайте».
И Айзек выдохнул с облегчением. Словно с его плеч свалилась гора.
Сутки он думал, ехать ему в Бристоль, или все же нет. Страху полагалось смотреть в глаза, он решился, тем более что глаза его страха теперь были навсегда безжизненны. Собрал дорожную сумку, сгреб остатки денег, вылетел первым же рейсом… Как раз успел к похоронам. Отец в гробу выглядел совсем не так, как запомнил его Айзек. Желтое восковое лицо, обрюзгшее от пьянки, большой живот, на котором едва сходился китель военной формы… Айзеку стало противно. К горлу подкатила тошнота, он едва вытерпел пока святой отец отчитает молебен, и кинулся к ближайшим кустам.
Провожать в последний путь «не самого плохого человека» пришло всего-то человек пять. Он, Айзек, два собутыльника-алкаша, священник и… Этот, назвавший другом.
Этот казался хорошим. Веяло от него благородством, манерами, он единственный выразил соболезнования, вроде бы даже искренне, хлопал по плечу, все приговаривая «все пройдет, дорогуша, все пройдет». Протягивал пачку Marlboro…
Началась канитель с наследством. Айзек отказывался, но Этот убедил не рубить с горяча.
А потом… начался ад.
…по пальцам кровь, на ресницах снег…
***
Что тебе дела до Томаса, призрак?
Черный остовы вересковых кустов корчатся в пламени, пороша хлопьями пепла землю.
Что тебе за дело до его дел?
Падает с глаз пелена, звоном осыпается. Айзек выгибается телом, скребет пальцами по полу, как в припадке.
Этот, Томас, девочка…
Айзек чувствует, быть беде. Но только вот откуда ждать ее? Откуда??
Голос срывается в крик. Воронье за окном с хриплым карканьем разлетается кто куда.
Он.. почти… увидел… почти…вспомнил.
Томас.
Где ты?
Где ты, твою то мать?!Этот, с верхнего этажа

От соигрока: Киллиан, я же говорил тебе, что этот эпизод - замечательный!
И когда я вспоминаю, как мы решали, что именно играть - всегда радуюсь, что отбросили все остальные варианты, потому что выбрали мы в самом деле лучший из возможных, но я и не думал, что будет настолько здорово, правда. Это из-за тебя.
В общем, поскольку ты первый использовал замечательную идею со стихом, и я теперь не могу этого повторить из врожденной нелюбви к плагиату, мне придется говорить с тобой обычными словами, хотя, видит бог, не существует тех слов, что я тебе еще не сказал. Придется повторяться. Я очень рад, Киллиан, что именно я могу написать тебе всё это (о, я бы не пережил, если бы ты стал лучшим с кем-нибудь другим!); и я до сих пор в восторге от того, как сложились обстоятельства прошлым летом, когда мы с тобой познакомились, и от того, как это всё пошло дальше, потому что настолько классного соигрока, как ты, у меня не было уже очень-очень давно. А настолько хорошего друга, как ты - пожалуй, что и никогда. Самый кайф в том, что никто не сумеет заценить, насколько ты хорош, пока не поиграет с тобой что-то действительно стоящее, и в этом я себя чувствую совершенно особенным тоже благодаря тебе)
Ты самый-самый лучший, Килли, для всех - на этой неделе, а для меня - всегда. <3
P.S. Хорошего тебе отпуска)

Рауль	Рипли	Рокки	Энджел	Анквад	Медея

	Пункт назначения 6 - "Прерванная жизнь". \| Джек, Рокки, Энджел и Матиас
	описание Как часто мы прислушиваемся к чужим советам? А как часто следуем им? Мы просыпаемся каждое утро, зная, что впереди – целая жизнь, мы делаем выбор, считая, что в случае ошибки, мы можем всё исправить. Мы встречаем и провожаем людей, мы влюбляемся, даём обещания, иногда их нарушаем, мы – живем, потому что впереди у нас – долгие годы, впереди шанс за шансом, которые обязательно приведут нас к светлому будущему. А если один из таких шансов – случайное видение будущего, в котором вы – да-да, именно вы! – погибаете? Что лучше – ухватиться за подсказку и попробовать поиграть с судьбой или спустить всё на тормозах, сдавшись, испугавшись борьбы? Выбор за тобой, но помни: игры с Судьбой до добра не доводят.
	Сделав несколько больших глотков горьковатой жидкости, мужчина небрежно шлёпнул кружкой по столу, громко выдохнув. Казалось бы, уже как две недели ему не приходилось просыпаться с видом на перекошенные рожи сокамерников, а время всё равно не хотело возвращать свой привычный бег. Пять лет прошли одним днём, но привычки, кажется, плотно въелись под кожу, не желая уступать законное место прошлым утренним ритуалам. Даже когда-то незаменимый кофе с двумя ложками сахара стал похож на разбавленную молоком мочу, не способную сравниться с вяжущим вкусом двух передержанных пакетиков «Беседы». Он не варил привычную смесь из пустого чувства гордости, но теперь проснуться ему помогал лишь похожий напиток своеобразного качества. Неожиданный короткий звон мобильника за спиной заставляет очнуться от полусонного состояния. На экране высвечивается знакомое имя Анастасии К. «Доброго утра! Встреча в силе?» Суетливо набирая ответ, Воронов слегка улыбается собственным мыслям и хмыкает в такт стучащей клавиатуре. «Хорошо спалось, Настя? В восемь буду на месте.» Джек
	Почему не сработало переключение на авторежим? Почему не пришло уведомление о том, что один из машинистов не посылает сигналы о том, что все в порядке? У людей внутри состава оставалось не больше минуты на то, чтобы попрощаться с жизнью. Ивлин Пэрриш, стоя у дверей на выход, мог с ужасом видеть, как постепенно – словно в замедленной съемке – снимается предыдущий вагон, он мог слышать скрежет и испуганные вопли. Собственный страх ощущался не так остро, как чужой. Вагон мотало из стороны в сторону, в одно из разбитых окон вытащило старушку в забавном розовом платке с цветами и Юлию Лисовскую, превращая их тела в кровавый фарш. Сильным толчком переломило хребет Тамаре Эрнестовне, она даже не успела подумать о том, что дома у нее внучка. Состав с силой мотнуло в одну из стен тоннеля, двери распахнулись и Сархат Сангалиев просто не смог удержаться, выпадая в черный провал тоннеля, умирая от разрыва сердца еще до того, как приземлился. Евгений, едва успев произнести: «Господи, помоги!», был убит пробившей его голову тяжелой гирей, которую нёс спортсмен Юрочка, встретившись сегодня на кольце с продавцом с «Авито». Рокки
	Одна из медленно растворившихся дверей была прямо напротив, всего в двух шагах. Глупо, нелепо, но... он мог выйти сейчас и пересесть на следующий поезд. Пять минут ничего не решат, а позднее он сможет посмеяться над приступом странной паранойи, вызванной, наверное, плохим сном, взвинченными нервами и духотой. Если бы он был доктором, то определил бы причину наверняка. Сунув руку в карман, Ивлин достал оттуда отглаженный платок, прижал к лицу и сделал шаг к выходу. У него в запасе была минута или полторы - больше чем достаточно, чтобы покинуть вагон. Он сделал шаг, привычным движением жителя мегаполиса оттирая плечом мешающихся попутчиков, не отводя глаз от выхода, невольно думая о нём как о "спасении", а потом замер на месте, вызвав несколько недовольных взглядов и глухую ругань в свой адрес. Люди, угрюмые и погруженные в свои мысли, обтекали его, однако в вагоне по-прежнему оставались те, кого он видел в своём коротком ужасном сне, слишком реальном, чтобы просто отмахнуться от него. Энджел
	И о чём это я? Ах да. Сегодняшним утром Евгений вновь ныряет в метро. Прикладывает карточку к блестящему стальному турникету, бросает короткий взгляд на девчушку в куртке, мнущуюся около парапета – ждёт кого-то, и бежит вниз по мраморной лестнице прямо на платформу. В это время суток людей на станции практически нет. На лавочках в центре зала дремлет мужчина преклонного возраста. В ногах пузатая сумка – едет на дачу. Рядом с ним – мальчишка лет семи, дрыгает ногами, уныло изучая узор мрамора пола. Ему скучно, школьные друзья ещё не вернулись с морей, а он – бедолага, вынужден коротать последние дни каникул с дедом на даче. Прислонившись к колонне кемарит студент, уткнувшись носом в книжку на планшете; напротив, по ту сторону станции, молодая белокурая девушка задумчиво водит пальцем по экрану мобильного телефона, уничтожая очередную лесенку в «Энгри Бёрдс». Если бы не эти новшества техники – они могли бы встретиться. Матиас
	Не вставляй мне палки в колеса \| Анаквад и Медея
	описание Вечер-ночь с 8 на 9 октября 2011 года Пригород Нью-Йорка Анаквад Фишер и Медея Сфорца В эту ночь эмоции били через край, и она не раз пожалеет о сказанном. Эта ночь может перечеркнуть все хорошее, что было между ними, а может проложить и новую тропу. А вообще никогда не стоит жалеть денег на такси, особенно когда волк на подходе, а помощи ждать неоткуда.
	И раскололось небо, и обрушило стену дождя на непокрытые головы двух бедолаг, что решили поспорить в скорости с ветром и бурей. Никому это не удавалось, и дерзнувшим, всегда приходилось не сладко, ведь не любила сварливая выскочек и недотрог. Потоки воды тончайшей пленкой покрыли дорогу, ветер полировал поверхность, делая их путь особенно скользким. Взбунтовался конь под ними, и Медея могла поклясться, что будь он и в самом деле живым, то встал бы на дыбы, скидывая седоков себе под ноги, во всяком случае, ее точно, оттого и вцепилась она в Фишера сильнее прежнего, хотя, казалось бы, куда еще сильнее? Вскрик утонул в скрипе тормозов и вот она уже упирается ногой в твердую землю, которая чуть было не ушла у нее из-под ног. Сердце колотилось, так и норовя пробить своими ударами грудную клетку, сбежать от сумасбродной хозяйки и ее сумасшедших друзей, ничуть не заботясь о том, что оставит после себя. Два шага в сторону, прочь с дороги, прочь от него. Непонимающий взгляд окинул округу, рука метнулась ко лбу, пытаясь смахнуть налипшие пряди растрепавшихся волос. - Где мы, черт бы тебя побрал… - Тихо скрипнул ее голос, просачиваясь сквозь плотно сжатые губы. Порыв ледяного ветра заставил обхватить себя руками, но согреть они были не способны, только лишь унять дрожь, которая гуляла по телу толи после выброса адреналина, толи из-за отчаянной попытки тела разогнать кровь. Она чувствовала, как судорогой стягивает челюсть, так сильно сжались зубы, и прикрыла глаза. Дыши Сфорца, давай, ты умеешь. Вдох-выдох. И думай о пальмах, о костре, о камине… Морган. Медея
	Еще в далеком детстве молодая женщина Ди, что родом из индейского племени оджибвеев, говорила - все в жизни предопределено, всему свое время и место. Эта удивительная мать Фишера не занималась наукой, не обогащала интеллект. Даже читать она не умела, скромной улыбкой и ласковым взглядом отвечая на бессмысленные попытки мужа научить ее этой премудрости. Но ей не было равных в вопросах Мироздания, гармонии и любой взаимосвязи человека с собственной Душой. Те знания изливались будто с самого ее сердца, откуда - она никогда не объясняла. Даже если бы и смогла, то вряд ли бы захотела. Джон Фишер, напротив, верил, что человек - сам хозяин собственной судьбы и кузнец своего счастья. А что в итоге? Мать тихо скончалась, с улыбкой на лице принимая неизбежную участь, приобретя так много. Отец - проиграв бесцельную битву с алкоголем, потеряв в своей жизни абсолютно все. Вот и пойди разбери - кто из них был прав? Потомок этих почивших людей, застрявший в неведомой глуши, да еще и не один, всегда мог принять и пережить что угодно. Только все остатки философского спокойствия и глубокомыслия о неизбежном начисто разрушал ядовитый рой мыслей. О том, какого черта это происходит именно с ними. О том, что пиздеть под руку во время езды - себе дороже. О том, что если бы он не проебал нужный поворот, можно было бы уже выехать в цивилизацию. Да, но если бы он не отправился на ночь глядя возвращать Сфорцу, оставалось бы только вдоволь наслаждаться бухлом, барбекю и беспечным времяпровождением. Кого ты сейчас пытаешься наебать? Нихрена бы ты не смог, зная, что эта невообразимая дура шастает на своих двух вдоль трассы, напоминая своим внешним видом уличную шлюху. Анаквад
	Воланда, да за галстуком?! \| Джонни и Хельга
	описание 24.07.2015 вечер - 25.07.2015 утро и день Театр МаджестикБутик Джонни и Хельга Купер. "Мастер и Маргарита"... Не для каждого американца известное словосочетание и далеко не для каждого известная книга. Но как в таком случае узнавать о русской классической литературе? Правильно, через мюзиклы в театре Маджестик! Приходите, вы не пожалеете, вы будете восхищены! Маэстро Воланд приглашает вас на сеанс черной магии! А вот жена маэстро уже знает секрет разоблачения, поэтому обязательно потащит его по магазинам. Чтобы на вечеринке честь премьеры выглядеть достойно. И обязательно подходить к ее платью.
	Ночью в Нью-Йорке было светло как днем. Особенно в театральном квартале. Афиши, вывески, бигборды с рекламой, шум, гам, толпы людей на улицах. В какой-то момент Нью-Йорк очень напоминал ему Москву. Так же грязно, так же шумно, так же... холодно, что ли. От города должно идти какое-то родное тепло. В этом огромном шумном мегаполисе тепла не было. Иногда Йону очень хотелось вернуться в родной Санкт-Петербург. Или хотя бы в Берлин. С немецкой столицей у него были связаны самые теплые воспоминания... Но, кажется, пора бы осесть на одном месте. И чем Нью-Йорк хуже других? Квартира у них была небольшая, но уютная. И в этом, конечно, была заслуга Хельги. Сам Купер зачастую бывал дома редко и то, чаще спал или разучивал роли, чем делал что-то еще. Поэтому был очень рад, когда приходил не в пустое холодное помещение, а домой. Именно домой. Где его ждала любимая жена. Хель включила свет везде, где только могла. Йонатан знал, о ее этом маленьком страхе. В темноте жена чувствовала себя как-то неуютно и это было видно невооруженным глазом. А уж когда она включала свет в каждой комнате... здесь все было понятно. Джон замер в дверях спальни, наблюдая за Хельгой. Проследил взглядом за улетевшим на кровать платьем и приподнял бровь. Он мог часами наблюдать за женой, даже если она просто сидела и ничего не делала. Или расчесывалась. За этим процессом Натан очень любил наблюдать с утра, когда Хель просыпалась раньше и сидела на мягком стуле, расчесывая длинные рыжие волосы. Джонни
	- Но я ведь хочу быть красивой для тебя, - она целует его в висок, спускается поцелуями по скуле к подбородку, мягко целует его пухлыми губами и прикусывает идеально белыми зубками. - Или тебе не нравится, когда я хочу казаться еще более сексуальной? - шепчет уже на ухо и проводит по раковине языком, на мгновение забираясь внутрь, чтобы потом так же как и он - закусить мочку и немного оттянуть на себя, заставляя его даже нагнуть голову. В спальне царил полумрак, а из ванной падал яркий, почти ослепляющий свет, рассеиваясь в пространстве и откидывая плотную тень пары на стену. - Отнеси меня в ванную, мой король, - она любила когда он касался ее. Когда его руки начинали собственнически гулять по стройному телу, когда он сжимал ладонью ее грудь и зарывался пальцами в волосах. В такие моменты хотелось прикрыть глаза и урчать как дикая кошка, пыл которой удалось смерить и подчинить себе. Они обвила руками его шею и зарылась пальцами в волосах. - Я передумала, мы примем ванную, и я сделаю тебе массаж, - когда Йон опустил ее на кафельный ванный пол она на носочках прошлась к самой ванной и открыла два вентиля - холодной и горячей воды. Ванна стала быстро наполняться, шум застыл в ушах, а Хель повернулась лицом к мужу и, завела руки за спину ловко скинула на пол лифчик. Не прекращая смотреть ему в глаза женщина поставила ногу на край ванны и отстегнула чулок от подвязки, демонстративно медленно начав его скатывать по белоснежной ножке, не тронутой загаром, нагибаясь все ниже, а потом - ловко сдернула его с ножки и откинула тоже на пол, проделывая то же самое со второй ногой. - Тебе нравится? - ее голос глушил шум воды, но Йонатан мог бы разобрать и по губам, потому что спросила она уже по-немецки. Хель любила говорить дома на родном языке. Она вообще старалась говорить по-немецки как можно чаще - так меньше скучаешь по дому. Протянув руки к мужу она шепнула: - Давай я помогу тебе, а ты мне и заберемся в теплую воду... - наверное именно так искушала Ева Адама, когда просила его сорвать и съесть запретный плод. Хельга
	Прежде чем я упаду\| Рауль и Дитрих
	описание Только ты по эту сторону, я – по ту. Два отлаженных мира. Но шумно в рации, До тебя практически не добраться, Не дозваться. Валятся декорации, Привкус горечи по утрам во рту. Альтернативное развитие событий между Раулем и Дитрихом после эпизода Убийство в стиле action Весна 2008, Берлин если честно сказать, я боюсь не отказа тела, и не долгого ожидания нашей встречи, а что встреча была. состоялась и пролетела. а мы так и не поняли. разбежались еще на вечность. я, конечно, не жду однозначных знамений свыше, вострубившего ангела или столба светового. только вдруг мы столкнулись в дверях, ты зашел, я вышел? разошлись. не узнали. все снова. и снова. и снова.
	Раулю было плохо. Камера оказалась слишком маленькой для него и еще шестерых то ли проституток, то ли наркоманов, то ли воров - так с виду не разобраться, все они выглядели почти одинаково, но в голову Ранье не приходило, что раз они все так похожи друг на друга, то и он сам не сильно отличается. Он не считал себя наркоманом, почти не считал эфедрин и каптагон наркотиками: это ведь скорее таблетки, которые положительно влияют на нервную систему и на настроение, которые способны унять головную боль и придать энергии тогда, когда это так необходимо. Еще благодаря им не хотелось есть, хотя постоянно мучила жажда, но это еще можно было пережить. За решеткой дышалось как-то скованно, Рауль ненавидел каждый брошенный на него взгляд и чувствовал себя как никогда отрезанным от жизни. Ребята в камере переговаривались негромкими, нарочно безразличными голосами, но француз не мог принять участия в беседе, потому что ни слова не понимал. Еще у него трещала голова - воды не давали, а эфедрин постепенно отпускал, превращая приятное наркотическое отупение в скручивающую мозги боль. В этот раз Рауль принял, пожалуй, чересчур много, поэтому и реакция была особенно острая, да потому-то он и не помнил, как его схватили, как везли в участок, и что стало с гитарой. Самым гадким был свет, бешено режущий глаза. Расширенные от эфедрина зрачки просто не могли справиться с таким количеством колкого холодного света, и Рауль полулежал на скамье, прикрывая глаза козырьком ладони, и именно из-за этого Рауль не заметил, как рядом с камерой появился Дитрих. На звук открывающейся двери он почти не обратил внимания, потому что за последние часы - сколько же их было? - успел привыкнуть ко всем шумам как снаружи, так и изнутри камеры, а вот когда он неожиданно оказался в объятиях, крепких, теплых, таких знакомых... Рауль
	"Нашел... Я все же нашел его... Господь милосердный, что же с ним было все это время?" - размышлял про себя Вольф, ласково сжимая в своей руке тонкие пальцы. - Что значит "опять"? Я только нашел тебя, после нашего прощания в Париже, малыш. - Агент прижался губами к макушке подростка, сейчас ему было глубоко плевать на то, как выглядит парень, главное, что Ранье рядом с ним, утыкается носом в плечо и что-то говорит. Самое главное- что живой, а все остальные проблемы они решат потом, вместе. - да, милый, ты все еще в Берлине. Глупыш ты мой, я ведь сам сказал тебе звонить мне... Хорошая идея пришла в твою голову как-то очень запоздало... Тебе еще понравится этот город, поверь мне, ты научишься понимать язык, ничего страшного здесь нет. Я рядом с тобой и не брошу тебя. - второй рукой Вольф так же крепко обнимал парня, - ты что, дрожишь? Замерз? Как ты вообще умудрился не заболеть на улице в такой холод и... - мужчина ощупал куртку Ранье, - Матерь Божья...- выдохнул он, - снимай быстрее... - он силой стащил с Рауля отсыревшую куртку и протянул ее между прутьев камеры какому-то попросившему одежду пареньку, снял с себя теплое пальто и одел на француза, плотнее задернув подолы и снова крепко прижав к себе. -Все хорошо. Ничего не бойся, Рауль, слышишь? Я рядом. С тобой. И я не видение, я живой, - говорил на ушко Ранье немец, прижимаясь губами к его лбу, все же пришлось ждать нудного оформления бумаг, чтобы поставить подпись, - сейчас поедем домой, примешь горячую ванную, поешь, выспишься и жизнь покажется не такой уж и серой... Полицейский закончил, наконец, заполнять бесчисленные формуляры и Дитрих теперь становился ответственным за студента, немец, впрочем, особо и не возражал. Точнее - не возражал совсем. Дитрих
	Бабич ведет расследование \| Драга и Сибил
	описание Время и дата: 02 июня 2015 года, в районе 17:00. Место: улицы Нью-Йорка и другие места. Участники эпизода: Draga Babich, Sybil Kingsley. Краткий сюжет: о том, как полиция к работе сербскую преступницу привлекала.
	Приглашение, переданное Драгой, видимо, в ее излюбленной манере, было принято, и Сибил не оставалось ничего иного, кроме как таки посетить ее ресторан, о котором она успела навести справки и была очень удивлена, узнав, что он пользуется неслыханной популярностью. Причем не только у криминальных друзей Драги, что было ясного с самого начала, и не у сербов, которых жизнь закинула далеко от родины, в свободную капиталистическую Америку, отчего желание прикоснуться хоть к чему-то родному приводила их в это место. И простые обыватели находили ресторан «Четници», кстати, Сиб до сих пор не знала, что это за слово такое, крайне привлекательным и экзотическим для их желудка и эстетических запросов. Что тут сказать, возможность посетить такое место не отходя от расследования и, вроде как, дела ради, искренне порадовала Сибил. С той силой, с которой она может радоваться таким вещам, разумеется. Сама детектив, в общем-то, времени не теряла. Не совсем погрузилась в мысли об этом странном знакомстве и непонятных налаживающихся отношений с этой молодой грудастой сербкой. Пока та наводила справки о более… персональной и личной информации, которую, разумеется, никто бы полиции просто так не предоставил, Сиб старалась выжать максимум из тех сведений, которыми ее все-таки снабдил отдел по борьбе с организованной преступностью. Так что, после суток изучения и детального рассмотрения всего, что оказалось в ее руках, Билли по привычке организовала поле деятельности на белой магнитной доске, точнее, на двух, ибо семейные связи всех четырех жертв не смогли уместиться на одной, стандартной, ну кто бы сомневался. И это еще она не знала о сотнях любовниц, любовников, и каких-нибудь братьев четырехюродных, с которыми, несмотря на дальнее родство, отношения могут быть ну самыми близкими. Сибил
	- Тогда Григорьев и Онториенко, скажем, украли что-то или совершили еще чего, из-за чего хотели бежать. Серов, наверное, тоже был замешан, потому подсобил с билетам. А расстрелять могли свои же, когда прознали про предательство. Да, увы, все это больше домыслы и слухи, но, сама понимаешь, документальные доказательства и видео я тебе никак не предоставлю, - Драга виновато развела руками. Бабич прекрасно знала, что вся информация должно облачаться в определенную форму. Нельзя просто сказать, что я все узнала от зечки. Но это вовсе не означает, что такие, внепроцедурные, сведения не имели значения. Они позволяли сэкономить много времени и не тратить лишние силы на разработку совершенно глупых идей. Драга подвинулась поближе к столу. Локтями уперлась о дерево. Немного склонилась. Проследить за взглядом полицейской труда не составила. Она постоянно сверлила взглядом грудь Драги. Сейчас, наверное, особенно – в таком положении, наверное, видно все, что позволяло увидеть нижнее белье. Губы Драги растянулись в улыбке. - Интересный вид? – поинтересовалась Бабич с некоторой толикой ехидства. Рукам чуть ближе к полицейской. Средний палец касается тыльной стороны ладони блондинки, нежно будто массируя костяшки пальцев. - И насколько я помогла? – поинтересовалась Драга, чуть склонив голову на бок. Интересно, поймет, на что намекает сербка? Драга

Он явно напал не на ту жертву. Мэдисон не собиралась идти на заклание, впервые увидев в руке нападающего нож. Напротив - в голове ее быстро вертелись сотни вероятностей, так и этак переворачивающие сегодняшний вечер и упорно высчитывающие, как много усилий ей понадобится для того, чтобы, скажем, выбить оружие из его руки. Даже тогда, когда секунды, отделяющие их от «момента икс», истекли, и Мэдисон прижали к вонючей стене, она отстраненно размышляла, что была бы не против сделать темноту, окружающею нарушителя ее спокойствия, полной, поочередно вырезав его глаза. Да, это было бы неплохо. Даже лучше, чем перспектива вырваться и убежать. Мэдисон не закричала даже тогда, когда неплохо наточенное лезвие коснулось ее шеи, пресекая попытки открыть рот и издать пару лишних звуков, а по телу, покрывая все конечности дрожью и заставляя повиснуть перед глазами красноватую дымку, зашарили чужие руки. Она замерла, вжимаясь телом в каменную кладку и вынуждая бормочущего что-то насильника склониться ближе к ней. Приняв дрожь, охватившую тело девчонки, за страх, он даже не удосужился схватить ее за руки, и только сильнее навалился на нее, не сразу поняв, что беспорядочное шевеление жертвы обретает осмысленность. В какой-то момент, сцепив зубы от неконтролируемой ярости, Мэдисон прогнулась в спине, откидывая голову и немного отодвигаясь от ножа. Ее руки, обретшие неожиданную твердость, приподнялись: одна вцепилась в волосы на затылке насильника, а другая - в кисть, обхватившую рукоять ножа. Голова девчонки сдвинулась, повернулась в каком-то почти интимном жесте, и, не издав ни звука, она вцепилась зубами в ухо прижавшегося к ее шее мужчины. Рот Мэдисон наполнился кровью, и она, чувствуя, как нож от резкого движения коротко колет мякоть ее беззащитной шеи, изо всех сил подтянула голову закричавшего от неожиданности мужчины к себе. А в ее голове, где-то за шумом крови и биением сердца, пела стая ревущих сирен. Бэтмен! \| Мэдисон
Между ними всегда имело место насилие. Грубость со стороны Иена, которая раз за разом пыталась побороть капризность Каспара. Общее непонимание сводилось к решению конфликтов посредством силы без нанесения тяжких телесных увечий. Оставалось разве что синяками от пальцев на запястьях. Шее. На бедрах. Оставалось укусами на коже, вплоть до желто-синих отпечатков зубов на прокушенной шее. Не о том всю жизнь мечтал Каспар Бергер, но отказаться от этого не мог. Хотел чертового принца на коне, а получил варвара, природа которого лежала в собственничестве и завоевании. Он оставлял следы, он метил свою территорию. Когда они были вместе - шея Каспара явственно кричала о том, что он занят. Занят прочно и жадно, занят незаурядным человеком, в силах которого было свести с ума и довести до хрипоты. Ни один в мире принц не сумел бы сотворить с Каспаром подобного, потому что в Иене было что-то от дьявола, что-то мощное и покоряющее, хоть Бергер и сопротивлялся. На каждую силу была своя антисила. На каждый брык немца, Иен находил свой крепкий ответ. Не давал ему вырваться, заламывал руки, рычал на ухо, как дикое животное, от чего у Каспара все сжималось внутри. Он кусал губы и отдавался, позволял ему вытворять, что захочется. Но теперь просто плакал, упираясь ладонями в мощную грудь в нелепой попытке оттолкнуть от себя животное, которое было связано с ним кровными узами. Каждый поцелуй все больше предыдущего лечил озябшую душу. Каспар постепенно доверялся Иену, отвечал на его требовательные, крепкие поцелуи, хоть и прерывал их изредка грустными чуть ли не завываниями и всхлипываниями. Внутри до краев билась истерика, потому что ему не хотелось отпускать Иена от себя. Не хотелось, чтобы он уходил, возвращался к своему драгоценному любовнику. Он знал Стива, и Стив был ему неприятен. А их отношения и вовсе неприемлемыми. Он хватался за плечи Брайдена и целовал его, кусал за нижнюю губу, пока на щеках еще не высохли обидные слезы. Ему страшно было отпускать от себя этого мужчину, а еще страшнее было думать о том, что Иен займется любовью с кем-то другим. В Каспаре пробуждалась жадность, капризность маленького ребенка, который хотел только себе - и плевать на связи и обстоятельства. Только себе! И никому больше. И он позволял снимать с себя рубашку, он позволял притягивать себя ближе за бедра, а затем укладывать спиной на неразобранную, свежую постель. я приду к тебе по осколкам стекол. \| Каспар
Все маленькие города похожи друг на друга, как россыпь семечек в гладкой чёрной шелухе, вынутые из чаши одного подсолнечника, но, глядя на покосившиеся коробки одноэтажных домишек, всегда можно точно сказать, в какой части страны они находятся. Морвилл был типично южным поселением, которое, у жителя шумного мегаполиса, язык не повернулся бы назвать "городом". Одна-единственная улочка пересекала скоростное шоссе, змеившееся вдоль берега Великой Реки чудовищно длинным языком, потрескавшимся от жара беспощадного солнца, щедро поливавшего своими пронизывающими лучами густую жирную землю. Оно не могло иссушить этот болотистый край, где, во влажном тропическом климате, всякую минуту бурно распускалась зелень, пробиваясь повсюду, хороня под своей живой колышущейся массой любые следы пребывания здесь человека, если он хотя бы на сутки оставлял своё добро без присмотра. Это был край побеждающей природы - щедрый, но капризный и требовательный, не прощавший небрежности и не забывавший равнодушия, за которое он мстил быстро и жестоко. Даже само светило не могло сражаться с ним, и оно плавило твёрдую массу асфальта, превращая дорогу в мягкое пружинящее под колёсами месиво, над которым с утра и до самого захода стояла дрожащая маревная дымка. Солнце выбелило стены деревянных построек, смыв с них все краски, сделав совершенно одинаковыми два ряда оплетённых пыльным плющом домов с южными портиками, узкими, прикрытыми ставнями, окнами и верандами, на которых в стоячем жарком воздухе красовались замершие недвижно подвесные лавки и кресла-качалки, поставленные здесь, должно быть, лет восемьдесят назад или ещё раньше. Погруженный в послеполуденный сон Морвилл тонул в безвременьи, точно так, как его южная оконечность уходила в мутные воды медлительной Миссисипи, там, где берег сползал и обваливался вниз. Казалось, это был город-призрак, безлюдный и мёртвый, заброшенный и забытый, как старый парк аттракционов, неспешно ржавеющий у съезда с трассы, пока жизнь стремительной стрелой летит вперёд - всё дальше и мимо, не обращая никакого внимания на бесполезную рухлядь, жалостно тянущуюся за ней, в бесплодной попытке ухватиться, пусть за самый краешек. У края тёмных вод \| Энджел
Всё ближе и ближе. Когда исчезают дома и вокруг остается лишь золотоволосая степь. Когда оставляешь машину на обочине и взбираешься на высокий холм, чтобы оказаться под зияющим чернью небом – еще недавно оно растекалось над головой бледным аметистовым пятном; чтобы впитывать в себя эту обжигающую холодом воду с небес и жадно ловить губами воздух. Чтобы позволить рассерженному ветру хлестать по щекам невидимыми розгами. Чтобы оглядываться вокруг себя и не узнавать ничего. Еще один чужой мир в раскатах грома и блеске ослепительных молний. Не останавливайтесь, случайные путники, у этого холма. Езжайте дальше, не смотрите на него, не слушайте ее голос – она говорит не с вами, ничего этого нет, лишь ветер пронзает воздух и воет так громко, что небеса содрогаются в холодном поту; не оглядывайтесь на фигуру среди деревьев – они вот-вот будут сожжены. Не останавливайтесь, только не останавливайтесь. Пусть это дитя наслаждается своей всепоглощающей ненавистью. Отец вновь отобрал ее любимую игрушку. - Я выкопаю для себя могилу, - и глядит она невидящим взглядом на землю под своими ногами. И остекленевшие глаза раскрываются шире, и опускается она на колени и вонзает пальцы в рыхлую землю, словно дождавшись наилучшего момента, когда бушующая стихия пошла на спад. С остервенением отбрасывает она вязкие комья, пока вода стекает по ее лицу, облепленному черными спутавшимися волосами. theory of death. \| Сиф
Я есть сегодня. Я буду завтра.Заезженной пластинкой по надорванным нервам. Единственный способ сохранить волю к жизни. Сколько времени? Сколько он здесь? Где он? В ответ только тишина, липкая как горячая смола и холодная как все льды Арктики. Какая к черту разница. Майку слишком хорошо, чтобы задумываться над всем этим, чтобы вообще думать. Блаженное чувство расслабленности во всем теле, в каждой самой незначительной клеточке и хочется смеяться. Он видит как тонкое лезвие плавно разрезает кожу. Так легко и спокойно, красиво. Кожа мягкая как масло и кровь не спеша скатывается по пальцам к полу. Кап-кап-кап-кап... собираясь в озеро изумрудного цвета. Нормальных людей это пугает, Майка - веселит. И он смеется все громче, с жадностью наблюдая. Человек с ножом тоже улыбается, ему нравится как агент себя ведет. Майк сегодня хороший мальчик. Это вчера он упирался и пытался вырваться, до крови растерзав запястья, а сегодня он почувствовал счастье на вкус. Сегодня ему так хорошо, как не было еще никогда в жизни. Он забыл, что существует печаль. Что это такое? Хочется спать и голову плавно клонит к плечу, ему приснится самый лучший сон в жизни. С танцующими феями и поющими ослами. Он улыбается уже сам себе и звонкая пощечина возвращает его назад в мир. Он должен смотреть. Видеть заплывший болью взгляд напротив и беззвучный крик: "помогите!". Почему он кричит? Разве ему плохо? Или больно? Глупость. У человека с ножом есть шприцы счастья, всего лишь нужно попросить. А он кричит. Глупый. Майку скучно. Он ерзает на неудобном стуле и снова пытается высвободить руки. Кожу саднит. И под ним собирается свое собственное изумрудное озерце. Ну, что за... недовольное фырканье и еще одна пощечина, еще больнее предыдущей. Кажется, лицо уже давно превратилось в отбивную и не осталось ни одного целого места. Плевать. А на солнце есть рисунки. Вы не знали? Тогда что вы вообще знаете о жизни. Он думал, что знает о ней все и он ошибался. когда сорвется солнце с высоты \| Майк
Мы были богами, что возвели свой личный Олимп на руинах мира и искалеченных человеческих жизнях. Котлы ада переполнены благодаря нам – благодаря нам же врата рая открываются значительно реже, чем стоило бы. Сейчас же от ёмкого «мы» остались лишь небрежные осколки, символизирующие двух людей, что стали абсолютно далёкими друг от друга. Нас с Мавромати отделяет несколько шагов, но на подсознательном уровне это расстояние представляется длиной экватора, опоясывающего Землю. Дрейк медлит с расправой, отсрочивая решающий миг своего небольшого триумфа, который через несколько лет наверняка сменится сожалением. Я был единственным человеком, который оставался рядом всегда, бок о бок отстреливался от людей Сулеймана и прикрывал друга собой. Так уж сложилось, что наши души породнились ещё до того, как сошли в тела при рождении; мы же были пленниками их желаний. Пристрелив меня сейчас, Мавромати останется ни с чем. Заслужив похвалу своего хозяина, он потеряет то, что прежде помогало ему держаться на плаву. Он потеряет меня, как в своё время потерял и Миранду. Дрейк разрушил свою прежнюю жизнь своими руками – но отчего-то винит во всём меня. Будь в нём хоть немного решительности, пренебреги он хоть на мгновение своими моральными принципами, мы давно покончили бы и с Сулейманом, и с его отпрыском. Мы предотвратили бы случайную жертву, в которую Миранда преподнесла свою жизнь. Мы бы ни за что не позволили мистеру Салазару подняться столь высоко за считанные месяцы. Мы бы изменили всё – но по какой-то причине изменили лишь свои судьбы, и, думаю, не стоит говорить о том, что в худшую сторону. Ironie du sort \| Джозеф

Салам алейкум, алоха, прывитанне, шалом, коничива, короче, здравствуйте дорогие полуночники и те, у кого уже утро. Сегодня с вами Ее Величество, и у нас в гостях замечательный мастер фотошопа, крутой чувак, и просто талантище, Арчи Хит. На его работы залипают многие, и сегодня он расскажет нам How It's Made.
1. Стандартный вопрос, который лично меня всегда интересует в большей степени - как давно ты окунулся в мир фотошопа (в реалиях ФРПГ)? Зная о твоей творческой профессии, подозреваю, что "контакты" с этой чудной программой были и ранее, но не аватары же ты делал;)
Ты недооцениваешь длительность моих контактов с ФРПГ. *смеется* На самом деле, само слово "фотошоп" мне знакомо с юности — мать редактировала в нем яркость/контрастность фото, еще в версии CS (8.0), но я тогда был к этой иконке на десктопе совершенно индифферентен. А вот на ролевых уже как раз в то время начинал поигрывать, но тогда над аватарами не заморачивались — только размер в Paint'е уменьшали, в лучшем случае. Я еще персу в нем же глаза перекрашивал. *ржет* Потом уже, в 2005 году, кажется, мы на время летних каникул с ролевой подругой выдвинулись на неделю за город: я с ноутбуком, а она — с установочным диском на CS2, потому что у меня с собой был ноут. Вот и понеслось. Элементарные приемы "яркость/контрастность" я уже знал по пресловутому PS матери. И что-то показала подруга. Сначала поредактировал фото, потом стал из фото делать аватарки, а потом охотно взялся за аватары на ролевые — и понеслась. Мы там как раз обсуждали открытие совместного форума и его персонажей. А вот не-аватары пошли чуть позже, но, на самом деле, это необязательная программа для творчества. Corel в этом плане больше котируется. Потом был CS4, и сравнительно недавно, в 2010 году я установил себе CS5 Extended. До сих пор нарадоваться не могу, юзаю и новых версий пока не хочу, мне вполне хватает.
2. Были ли у тебя "наставники" или все осваивалось методом научного тыка?
Как я уже отметил, пару стартовых приемов показала мне подруга. Из разряда: как сделать рамку, заливку цветом и тому подобные штуки. Мне было болезненно перестраиваться после Paint'а, который я некогда юзал очень активно, рисовал в нем вовсю. А в остальном — нет. Я долгое время стоял на мертвой точке элементарных приемов, что-то иногда открывая для себя методом тыка. А потом, видимо, я достиг "критической точки", и понеслось. Буквально за пару дней я научился заменять фон, потом нашел где-то урок по этому делу, освоил еще какие-то интересные методы типа колорирования в стиле "ретро" очень хитровыделанным способом - не таким, как это делается сейчас. Сейчас я знаю и могу свободно использовать как минимум, четыре способа замены фона, и эти знания пришли как-то сами и постепенно. Пробовал все и в итоге остановился на самом удобном для себя. Но учителей, как таковых, у меня не было, были только ролевые друзья-знакомые, с которыми мы время от времени обменивались знаниями.
3. А сам осмелился бы взять себе "учеников"?
Смотря что ты имеешь в виду. Если то, что сейчас делается на арт-форумах, то я просто не вижу в этом смысла. Во-первых, это отнимает очень много времени и сил у обоих, а во-вторых, я еще ни разу не видел от этих "занятий" толка. Получается, что мастер переделывает ученика под себя, под свои вкусы и стиль, но ученику все равно до учителя тупо не хватает мастерства, — и на выходе мы имеем жалкую пародию, а это не есть хорошо. Да и это насилие: новичков заставляют делать то, что им, возможно, совсем не нравится и утомляет, что не имеет никакого отношения к ним самим. *отхлебнул кофе* Но вот подсказывать на постоянной основе, помогать — за милую душу. Я не делаю из своих работ секрета, легко могу поделиться и псд, какие сохранил, и рассказать, как сделать какой-то эффект — за этим ко мне можно смело обращаться. И поправить что-то могу, если потребуется, я не жадный. Вот, например, не так давно Медея интересовалась, я ей показал пару приемов, которые она применяла по своему усмотрению, на своей картинке и в желаемом стиле. Я только подсказал, как и что сделать чисто технически. Мы на это около шести часов убили и оба не выспались, так как дело было ночью, но я не жалею. Было весело. *ржет*
4. Когда ты открываешь фш - у тебя в голове уже есть определенная идея или все приходит в процессе работы?
Чаще есть. Не могу сказать, что замысел сразу стоит перед глазами четко, но примерно я всегда представляю, что хочу сделать. Если вдруг в процессе работы я понимаю, что можно сделать лучше и что-то поправить/переделать — поправляю и переделываю. Так что в точности в согласии с изначальной задумкой выходит только примерно 50-60% работ.
5. Расскажи о том, что тебя вдохновляет на создание такой красоты, которую мы можем лицезреть в твой творческой теме. Это музыка, фильмы, цитаты? Может быть, сами внешности или человек (персонаж), которому делается подарок?
По-разному. Конечно, думаю, очевидно, что Хани — моя главная муза. Не важно, что я делаю — я всегда задаюсь вопросом, понравится ли ей. Но само вдохновение может прийти с любой стороны. Иногда это музыка, иногда кино, иногда атмосфера. иногда образ персонажа. Если помнишь Рикки из фильма "Красота по-американски" — я частично на него похож. Вдохновение могу словить даже в причудливо парящем по ветреной улице полиэтиленовом пакете.
6. Немного о грустном - сталкивался ли ты с плагиатом твоих работ?
Сталкивался, да. Бывало, аватары таскали, еще как-то с арта на тублер утащили эпиграф с Джоном. Хани тогда совершенно случайно наткнулась на его гордое шествие по блогам. Помню, я тогда был злой, как пиздец. Написал об этом в обеих своих темах на артах и призвал к человеческой совести. На следующий день в блоге магическим образом появился копирайт, а сам блог (название которого я огласил в теме) был переименован. Забавно, что. Но, если честно, я это особо не отслеживаю. На артах после того случая не выкладываюсь, только изредка захожу, чтобы посмотреть, чем там нынешние мастера дышат, другие форумы не палю. Есть у меня такая привычка — осесть где-то в одном месте и другими даже не интересоваться. Так что, если плагиат и случается, я о нем обычно либо узнаю от кого-то, либо не знаю вовсе.
7. Возвращаясь к процессу работы - какие внешности смело можно назвать твоими фаворитами, а с какими ни за какие коврижки не станешь работать?
За хорошие коврижки я поработаю с любыми внешностями. *смешок* Но вообще, если серьезно, я люблю работать с актерами и не люблю моделей. Я не спорю, что они красивы, но найти с ними "живые" исходники очень трудно, и, как следствие, работы получаются чаще безжизненные — не вдохновляют. Список конкретных, кто меня прямо "вставляет" очень велик, поэтому только скажу, что, чем талантливее, разнообразнее и колоритнее актер, тем более он мне интересен. А из тех, с кем мне тяжело, сейчас в голову приходит только Скарлетт Йоханссон. И это несмотря на то, что я стабильно с ней где-нибудь, да работаю.
8. А что скажешь насчет текстур фонов и прочего материала, с которым обычно работаешь? Какие здесь предпочтения по тематике, цветам, мотивам?
Ты затронула адскую тему) У меня на компе за все время работы в PS скопился сток: около пятисот папок с текстурами в папке "текстуры", в каждой из которой от четырех до пары сотен текстур, плюс несколько сотен паттернов и градиентов и около двадцати объемных папок с фонами. Они есть на все возможные тематики и мотивы, и большая часть из них никогда не была использована и только ждет своего часа. Все это безобразие стабильно пополняется. Я лично не могу выделить отдельную группу - как по мне, каждая текстура и каждый фон хороши на своем месте. И то же самое касается цветов, тем паче что после прогона через мои колоры в 10-50 слоев от изначальной цветности может ничего не остаться.
9. Если взять все твои работы, сколькими процентами из них ты удовлетворен целиком и полностью?
Это сложный вопрос для перфектциониста. *посмеивается* Я почти на любую свою работу могу посмотреть и сказать, что могло быть и лучше. Но есть и те, которыми я доволен — сравнительно недавний комплект для Джин, например, или эпиграф для альта с Аней, например. Наверное, где-то 20%.
10. И напоследок, хотелось бы услышать какое-то пожелание для наших мастеров, напутствие для новичков, а может что-то для тех, кто покорил тебя своим творчеством... М?
Буду краток: творите. Даже если что-то получается не так, как хотелось бы, все приходит с практикой. Чем больше что-то делаешь, тем больше умеешь и неожиданно для себя открываешь. И не стоит стесняться спрашивать. Я знаю, бывает такое, что смотришь на работу и думаешь: "черт, а как это сделано?". Вот в этих случаях надо спрашивать, даже если ты и так крут, как вареное яйцо. От этого никто не примет тебя за чайника и нос не задерет, а ты сможешь научиться чему-то новому и потом делать свои работы еще круче. Век живи — век учись, в общем.

Спасибо Арчи за то, что был сегодня с нами.

В столе.

И по традиции наши дражайшие умельцы.

Violent Pornography [2]

я - не один, но без Тебя просто никто

четыре после полуночи

King of Sorrow

Египетская сила!

.where the wild roses grow

Mortis.

Like a River Runs

II. Nothing more, than...

Tango Revolver

cadmea_victoria

Боже храни королеву.
А я с вами прощаюсь.
Берегите задницы и до новых встреч.

Поделиться222015-07-24 15:03:03

Автор: Реклама
Двигаю прогресс хд
Зарегистрирован: 2013-08-30
Приглашений: 0
Сообщений: 21782
Уважение: +4
Позитив: 0
Провел на форуме:
4 месяца 8 дней
Последний визит:
2015-10-02 17:41:09

Поделиться232015-07-28 12:16:06

Автор: Реклама
Двигаю прогресс хд
Зарегистрирован: 2013-08-30
Приглашений: 0
Сообщений: 21782
Уважение: +4
Позитив: 0
Провел на форуме:
4 месяца 8 дней
Последний визит:
2015-10-02 17:41:09

От администрации:
Добра тебе Манхэттен, заканчивается второй месяц лета, продолжаются войны между теми, у кого холодно, и теми, у кого невыносимая жара за звание неудачников этого сезона, а на Манхэттене всегда хорошая погода - говорит себе Каррера и обнимается с вентилятором. Однако, здравствуйте. Чем порадовала нас прошедшая неделя? Например, начавшимся флешмобом по мультяшкам, вообще не понять, кто-где и, как сказала Ками: тот момент, когда ты заходишь в тему, а тебе пост написал котенок Гав. Передаю привет всем кумирам моего детства, вы прекрасны. Перейду теперь к тем, кто играет на Кубе. Завтра мы начнем зажигать в ночных клубах, ребята, помните, вы - три команды, поэтому играть надо не по принципу, кто успел, а сообща внутри команд и показать остальным двум, кто царь ночи, выполнив как можно больше заданий и выдержав розданные линии поведения. Дикий Запад, ау. Хватит спать, пишите посты. Привет и пункту назначения, я все так же страдаю, что не с вами. Любимые в зомбоапокалипсисе - вам отдельные приветствия, спасибо, что игра выходит отменной, продолжайте. Самое время воспользоваться минутой и властью, да передать приветы Мусе и Масе, все равно они их не увидят.
Традиционно с окончанием месяца заканчиваются и голосования на лучшие игры, если вы еще не оставили свой голос, самое время это сделать. И сегодня начнется голосование в музыкальном конкурсе, пусть лучшие работы острова будут оценены по достоинству. Кто еще не проголосовал в конкурсе сценариев, сделайте это, пожалуйста, доставьте радость конкурсантам.
И теперь мы перейдем к радости нашего острова в одном из ее прекрасных образов. Я не буду писать имен, ты давно для меня человек за кадром, и как мы оба вернемся в тот серый город, где обитаем, верю, что не затянем с очередной встречей. Манхэттен скучает по тебе, по пронзительным постам и их особой атмосфере. Привези нам дым костра и свободный ветер. Любим.

Джо и ее поломанная ненависть

The dreams in which I’m dying
Are the best I’ve ever had...
Она ненавидит его тем сильнее, чем дольше он находится рядом. Она знает, что тает тот призрачный шанс, что он уйдет прочь, уменьшаясь в геометрической прогрессии с каждой секундой рядом с ней, с ее изуродованным телом, с ее искалеченной судьбой. Когда-то, когда он был молодым врачом, а она — и вовсе девочкой, он говорил, что война оставила на ней свой след, покалечила ее. Если не физически, то морально. Что она не похожа ни на него, ни на на его друзей несколько лет назад, когда он был такого же возраста. Она смеялась и говорила, что это все глупости и просила ей показать того, кто считает, что она хуже, чтобы непременно с ним расправиться. А потом, несколько лет спустя, думала, а, может, правда, война ее покалечила? Но только сейчас до отвратительного четко осознала: что бы с ней ни сделала война, все это было мелкими пакостями и царапинами на судьбе по сравнению с одной-единственной шальной пулей, которая неожиданно перечеркнула все, что у нее было.

Время течет болезненно медленно, забирается под кожу, пока он везет ее до машины. Сворачивается в венах, не давая кислороду поступать к мгновенно леденеющим рукам. Каждый сантиметр холодного асфальта под колесами, кажется, преодолевается с невероятным усилием где-то позади, каждый миллиметр длится год. Все, что остается ей - отворачиваться, закрывать глаза, не смотреть. Пытаться отрицать очевидное, играя в философию. "Если я тебя не вижу, тебя не существует". Но невозможно перестать видеть того, кто находится в замкнутом пространстве нескольких метров внутри железного гроба вместе с тобой.

Лицо ее отца, когда он увидел их вдвоем, на мгновение озарилось. Ему казалось, он говорил об этом много раз, что так будет лучше. Что Адам ей сможет помочь, что ей нужен кто-то рядом, но сейчас, спустя несколько месяцев, когда он наблюдал, как тонкокостная Джо тает без движения, худеет, превращается в скелет, обтянутый кожей, прикованный к инвалидному креслу, он был в этом уверен. Ему даже не казалось - он был уверен, что рядом с Коу глаза его дочери сияли. Он видел это лишь дважды - в Конго, когда не хотел верить жене, что что-то между молодым врачом и его маленькой девочкой происходит, и тогда, в другой жизни, когда они приходили на ужин.
Она курила на кухне, внимательно слушая разговор в комнате, напрягаясь, как натянутая струна, тетива, с которой вот-вот улетит стрела. Только нет ни струны, ни звука, только отчаяние, целое море, штормовые волны которого накрывают с головой, заставляя курить еще и еще. И уже першило в горле и трудно было не то что курить, дышать, но все равно нужно было курить. Больше курить. Еще одну, дрожащей рукой, пока в ее дымный мир не ворвался Адам. Оттуда, где они решали ее судьбу, как судьбу сломанной куклы, которую жалко выкинуть, но мнения которой просто не нужно узнавать. Она же сломанная, пыльная, снятая с антресоли фарфоровая статуэтка.
Ее сигарета ломается в пальцах, когда она пытается выбраться из железной хватки, которая пытается не оставить ей выбора. Летит красными звездами тлеющий табак, обжигает запястья. И, предательским ударом прямо поддых отец просит дать себе шанс.
Но ее война давно окончена. Проиграна еще до ее непосредственного начала. Джо подняла руки и выбросила на амбразуру белый флаг, сдалась беспомощности и упивалась своей слабостью. И мечтала, чтобы ее оставили с этим упоением наедине. Навсегда.
Она поднимает темные, почерневшие глаза на отца, замершего на пороге.
-Предатель, - приговор звенит в тишине, которую хочется разбить на тысячу осколков. Она хочет вырваться, но не может. Хочет уйти — но не в состоянии. Ей только и остается, что беспомощно открывать рот и пытаться что-то сказать. Но, кажется, ни одно ее слово не слышат.
-Вы меня спросили? - ее голос срывается на хриплый всхлип. Они кладут жизнь Адама к ее ногам. Заставляют служить призрачной надежде. В другой жизни она любила его, поэтому не может позволить этому произойти.

Легко придумывать причины, чтобы не выходить из дома. Легко придумывать причины, чтобы закончить это раз и навсегда. Куда труднее найти причину этого не делать. Она старалась, но с каждым днем причин, казалось, становилось все меньше и меньше. Она все чаще смотрела на кухонный нож, пытаясь примерить лезвие к запястью. Во сне она чувствовала, как кровь уходит из тела, но, проснувшись, еще могла найти пульс.
Ей порой мерещилось, что она чувствовала тепло его рук на собственных коленях, но она знала, что это было не так. И та дыра внутри, которая раньше, кажется, была заполнена одним-единственным стремлением — помогать людям., разрасталась все больше и больше. Те обрывки мечтаний о нормальной жизни с любимым мужчиной, которые только успели зародиться внутри, превратились в насмешку, в острые иголки. И эти иголки рвали все изнутри.
Звонок в дверь взорвал тишину. Ударил в висок, заставил вздрогнуть. Уронить и рассыпать по полу таблетки из белой невзрачной пачки, которая укатилась куда-то под стол.
Она знала, кто стоит за дверью. И не могла пошевелиться, застигнутая врасплох до совершения преступления.
Его от свободы отделяло несколько часов, пол пачки сигарет и рассыпанные по полу таблетки.
Но он вздумал прийти сейчас и ни мгновением позже.
Адам Джеймс Коу всегда приходил невовремя.our future standing still

От соигрока: Привет. Ты сейчас развлекаешься там в своих походах и ничего не знаешь. И даже, пожалуй, в силу собственной скромняшности, не догадываешься. Ну так я тебе скажу. Точнее, на самом деле, меня подмывает отправить тебе завтра смску, но как-то не хочется портить сюрприз. Приезжай, скидывай рюкзак, открывай форум и читай хвалебные речи. О как, поняла? Страдай, мучайся, умиляйся, страдай... а стоп, про страдай я уже сказал. В общем... Тут нужны красивые речи. Их есть у меня.
Знаешь, я всё же сомневался насчет Адама дольше, чем обычно. И даже поныл в своё время Люку. Но кто ж знал, что в этот момент ты сидишь рядом и тоже ноешь Люку. И короче, это теперь Люк виноват, вот как я вывернул, а? А... да, слова. Красивые. Важные.
Знаешь, я тут думаю, а ну их нафиг, эти слова. Ты приедешь ко мне после походов и мы обвесимся милотой и соплями... А стоп, так же было в тот раз, когда я-таки решился на Адама. Черт. Везде засада. Да-да...я помню, что я тут речь должОн толкать. Я пытаюсь. Но речь какая-то очень большая, тяжелая, не помещается на этот треклятый воз, да и лошадь куда-то делась. Но я попробую.
Знаешь... они чудесны. Да, я уже про персов, спонтанный скачок к сути этих вот моих опусов. Так вот. Они чудесны. Джо... она вот непередаваемая. Хотя, что там, каждый твой персонаж невозможный. Каждая история, написанная нами, каждая боль, счастье(лолшто) улыбка, слеза... это всё настолько живое, что уже проникает повсюду в эту вот заэкранную жизнь, ну ты знаешь, да. Но Джо, она...я, блин, не знаю! И вот эта игра, в которой нет ни пыли, солнца, багряных закатов и криков ночных африканских птиц, нет спокойствия, неловкости между двумя взрослыми людьми, прохлады магазина, где случилось предложение если не руки и сердца, то чего-то важного, здесь этого всего нет. Рассыпалось, растворилось. Из-за какой-то маленькой свинцовой суки, будь она неладна. Как же так? Что теперь делать? Как научиться им, таким прикипевшим когда-то друг к другу, настолько действительно полюбившим друг друга, существовать в этой разломанной жизни? Как, я не знаю, научиться заново друг друга касаться, смотреть в глаза, говорить? Отнимать друг у друга сигареты, а может не отнимать и курить вместе. Пить чай или кофе, чистить зубы, ложиться спать, как? Ездить гулять, кормить птиц, есть хот-доги, прятаться от дождя, как всё это делать теперь? Они дышат прогорьклой любовью, отравленной случаем. Как им теперь таким, ей - сломанной из-за нелепости, ему - сломленным от боли, но свято уверенным, что всё получится? Что получится? Да и что может вообще получится? Их нужно учить, как маленьких, заново двигаться вместе, улыбаться друг другу, касаться. Приникать друг в друга теплом, заботой, невысказанными словами, да к черту эти слова, ведь всё и так понятно, правда? И мы-то знаем, что будет всё хорошо. Когда-то обязательно. Иначе зачем всё это? Но это - потом, а пока...
...Опустимся на немыслимую глубину, до самого дна боли, отчаяния, ведь мы это умеем, правда? – доводить персов до отчаяния, до внутренней ломоты. А потом встанем на ноги, оттолкнемся легко и взлетим наверх через холодную толщу воды. К свету.

Джастин	Рудольф	Флоран	Рауль	Рокки	Дитрих

	.никто не даст тебе упасть \| Рене и Валерия
	описание Время и дата: конец марта 2015 года Декорации: дом семьи Окессон, далее больница Герои: Valeria & Renee Akesson Краткий сюжет: [audio]http://pleer.com/tracks/176141Ixnq[/audio] Никто не даст тебе упасть. Даже тогда, когда тебе покажется, что мир настолько велик, что может раздавить тебя. Даже тогда, когда ты начнешь тонуть, обязательно кто-то протянет тебе руку. Это буду я, Валерия. Я не оставлю тебя и не позволю тебе рухнуть вниз, потому что ты моя родная дочь. Даже если.. если впереди только страх, я возьму тебя за руку и мы шагнем в это будущее вместе, ничего не боясь.
	-Я подвела вас с папой! - я не сводила глаз с тебя, я хотела знать, что ты думаешь сейчас. Просто не имела права быть слабой при таких сильных родителях, не должна была их подводить, примерной хотела быть, не огорчать и уж тем более не делать больно. Как теперь мне быть? Ты не оставишь, ты поможешь все выяснить, я знаю. Но я не смогу сейчас стать матерью, я просто не готова сейчас. Но мысль об аборте, я не могу стать убийцей нашего ребенка, а это значит, что все изменится. Как это воспримет Эдвин? Я не боялась остаться одна, я боялась испортить все, что он не обрадуется, но что скрывать, я ведь тоже не рада, меня страшит неизвестность. Хочется, чтобы это оказалась ошибкой. Я чувствовала, что моя голова разрывается, мозг перегрелся, а боль в висках нарастает и совсем скоро я не смогу ее контролировать, хотя пытаюсь. Тысячи иголок разом впиваются в кожу, эмоции давят и на душе тяжелый камень, это страх. Если в этот раз все обойдется, я обещаю, что стану самым ответственным человеком на свете, я никогда больше необдуманного поступка не сделаю, я перестрахуюсь. -Рене, помоги мне. Куда обратиться? - фактически знала куда и как, но растеряна настолько сильно, что не понимала, просто не могла найти в себе сил. Нужно быть ведомой, нужно чтобы кто-то сейчас руководил моими решениями и действиями, нужна была именно эта поддержка, которая с первой секунды шла ко мне от Рене. Материнская забота и поддержка, желание спасти, подсказать, что все не так страшно и выход есть, даже если сейчас на месте спасительного окна мрачная, страшная, дубовая дверь. Валерия
	- Солнышко, мы вместе со всем справимся и разберемся, веришь мне? - я обхватываю ее лицо обеими ладошками и смотрю в ее глаза. Она напугана. Напугана возможным будущим, к котором еще не готова, просто потому что еще не осознает, что и как может измениться, если все это подтвердится. И я понимаю ее. Понимаю, что она чувствует, и почему пришла именно ко мне. Ты не обижайся на нее, не стоит, ведь она просто не знала бы, как к тебе подойти с таким вопросом, поэтому она пришла ко мне, к своей маме. Я сделаю все, чтобы наша дочь больше не плакала. И пусть я не думаю о том, что если все это окажется правдой, то мы с тобой в скором времени станем бабушкой и дедушкой, пусть я не думаю о том, что наш сын скоро станет отцом, я думаю о другом, о том, что моя дочь сейчас находится в более сложном и запутанном состоянии, с которым справиться в одиночку практически невозможно. И нельзя. Для этого есть я. Для этого я вновь поглаживаю щечку своей маленькой девочки. И я говорю все также мягко, как и прежде: - Я сейчас принесу тест, ты сделаешь его, и если все подтвердится, мы съездим ко мне в больницу. У меня хороший знакомый врач, никто ни о чем не узнает, пока мы все точно не выясним. Я обещаю тебе. - мягко убрав свои ладошки, я встала с места и отправилась в ванную. Сколько в своей жизни я использовала таких тестов? А сколько раз результат раз за разом показывал отрицательный ответ? Сколько раз я мечтала о том, чтобы на нем был совсем иной результат? Я никогда не переставала верить. Никогда не переставала идти против судьбы, раз за разом покупая новый. Рене
	ночь, кладбище, фонарь, могила \| Рауль, Рудольф и Флоран
	описание Raul Rainier, Rudolph Jocus, Florent Blomqvist \| 18 May 2015 \| NY Трое коллег, один автомобиль и ночная дорога из пригорода в Нью Йорк. Дорога мимо кладбища.
	-Ух ты, телепортация! - восторженно голосит он, руками дотягиваясь до фары и царапая ее непонятно зачем, - Уиииии, ничего я не разбирааааал! Не раааа-зби-вааал. Вот. Ух ты, кровь. - удивленно моргает Джо, послушно выполняя все безумные требования Флорчика. Безумные, потому что ну разве мог он получить сотрясение, когда головой ни обо что не ударялся? А кровь может и вовсе не его была. Ну, или он порезался. Ну.. "Ну или она просто погулять вышла, ну!" Воспользовавшись тем, что администратор отвлекается и смотрит в сторону, Джо подтягивается, хватает его за шею и жадно целует. Потому что захотелось. С языком, как и полагается. Недолго, конечно, ибо все же неудобно находиться в таком положении и следовало бы хотя бы подняться на ноги или же уронить Флорана на землю... А это, кстати, прекрасная идея. Джокер облизывается, скашивая взгляд на исповедовающегося в этот момент Рауля. И если начало его монолога мало интересовало креативного заместителя главы, то вторая часть содержала слишком уж пикантные подробности, чтобы не отпустить из своих объятушек Цветочек и не выждать долгую драматическую паузу. Дамиан
	Джокус вел себя как идиот. То есть как обычно. И ни на один из вопросов, разумеется, не ответил, язык у него заплетался. Но зрачки на свет реагировали нормально, а значит, сотрясение если и есть, то не такое уж и опасное. Флоран в свое время читал где-то, что сотрясения вообще в принципе любые опасны, особенно если их не лечить… он скосил взгляд на Руди. Нет, этот точно ничего не будет лечить. Блумквист отвлекся на секунду. На одну крошечную секундочку, чтобы проверить, шевелится ли там Ранье в сторону автомобильной аптечки, чтобы вообще принять у него из рук эту аптечку, а потом произошло непоправимое. В первую секунду Флоран не понял, что вообще произошло. И что чужой язык делает в него во рту. Но это оказалось приятно. И он даже невольно ответил на поцелуй. А потом Калле с ужасом осознал, что они тут не одни, и вообще непонятно, как Рауль на все это отреагирует, потому что о его симпатии Блумквист знал, но вот о ее размерах пока что не догадывался, ему не хотелось копать в ту сторону. И вообще, как удачно, что Джокус уже отлип! Флоран
	- Осторожно там, ногу не сломай, - бросил Рауль в спину удаляющемуся Флорану, а потом снова глянул на Джокера. С какой-то стороны его было немного жаль - голова-то перебинтована, и теперь он похож на хиппи, разве что без круглых затемненных очков, но Рауль оставался серьезным до последнего. Ну и пусть, что Джокер мог не понимать, что он делает из-за сотрясения, зато теперь Ранье ему быстро расставить все по своим местам, разложит по полочкам и вообще наведет порядок в одном конкретно взятом участке фиолетового мозга. - Джокер, - он понизил голос, чтобы Флоран ничего не мог слышать. Времени у них было в обрез, так что Рауль не разменивался на слова, говорил по делу, стараясь сдерживать злость. - Еще раз полезешь к нему, и я тебя прикончу, клянусь. Это мой мальчик. Слышишь - мой. Он услышал шорох шагов в траве и, торопясь, взял Рудольфа за грудки, слегка встряхнув. - Усёк? - после этого слова, сказанного практически в его губы, Рауль отпустил мужчину и обернулся к вышедшему на свет фар Флорану: - Не сломал? Вот и умница. Если это все, то я выключаю фары, а потом можно подумать, что делать дальше. Рауль
	Утраченный символ \| Эми и Алан
	описание Время и дата: Июль 2015 Место: Улицы Манхэттена, квартира Эми Кларк Участники эпизода: Эми Кларк, Алан Морт Краткий сюжет: Маньяк совершает второе убийство, но попадает в неприятности. К его счастью (а может и нет?) он натыкается на девушку, готовую помочь. Пока неясно, какова будет благодарность убийцы и смогут ли эти двое разойтись с миром.
	– Нам осталось дождаться скорой помощи, они то Вас подлатают, - максимально уверенным голосом, произнесла девушка, нарушая тишину этого мрачного места. Темнота все сгущалась над их головами, а сама ситуация накалялась, до тех пор, пока наконец где-то вдали не послышалась звуки вопящей сирены. Обычно, живя в крупном городе, такие вещи невольно игнорируешь, но сейчас это было именно той городской мелодией, которую девушка рада была слышать. Эми облегченно вздохнула, теперь то уж точно зная, что этого беднягу спасут. Гул, оповещавший о приближении кареты скорой помощи, все усиливался. Наконец, спустя еще какой-то десяток секунд машина, набитая медиками завернула в злосчастный угол, где девушке посчастливилось найти этого бедолагу. Увидев выскочивших врачей, Кларк, наконец, перестала сжимать рану и отошла от мужчины, стараясь не мешать тем, кто пришел ей на замену. Мужчина-медик, навскидку оценил состояние раненного, после чего вместе с напарником стал укладывать незнакомца на носилки, после чего понесли его, как можно скорее. Девушка, пошла было за ними, но у машины её притормозили, вопросив кем, же она ему является. Никем – проскользнула в голове мысль и девушка, вспомнив о просьбах мужчины, остановилась, чтобы достать свою визитку из карманов. Раненный, но по-прежнему обеспокоенный судьбой своей сумки, мужчина чуть было вновь не завопил, пытаясь что-то сказать, как Эми, опередила его, вручив заветную бумажку. Эми
	Тощий и бледный, но все же опрятный мужчина с букетом цветов и коробкой конфет спешно шагал по незнакомым ему улицам. В руках, помимо перечисленных предметов, он держал лист бумаги, осторожно вырванный из записной книжки. На нем аккуратным почерком милая женская ручка вывела адрес Эми Кларк. Получить его было непросто. Морту пришлось даже продемонстрировать шрам от ножа на животе в подтверждение слов о невероятной ночной встрече, иначе бы его приняли за очередного обезумевшего фаната, решившего всеми правдами-неправдами раздобыть адрес любимой клубной певицы. На счастье у женщин слабость к красивым историям о любви. Кто знает, быть может та девушка, что раскрыла тайну домашнего адреса Кларк, решила, что теперь Алан захочет отблагодарить свою спасительницу, а все это выльется в прекрасный голливудский роман? Да и одет мужчина был не в какие-то тряпки из ближайшего Уолмарта, а в дорогой костюм. В общем, чем не история о благодарном миллионере и красивой девушке? Ей было невдомек, что за внешней оболочкой приятного кавалера скрывался опасный маньяк-убийца. Морт никогда не был богат. Авторские права на настольные игры приносили скромный доход, которого едва хватало на дочку-подростка и арендную плату за квартиру. Конечно, кое-что оставалось, а так как Алан был скромен в своих желаниях, то сумел скопить сбережения на приличную сумму. Будучи еще в здравом уме, мужчина собирался потратить ее на образование для единственного ребенка, но теперь, когда появился этот ужасный смысл его жизни, он не гнушался растрачивать заработанные деньги. Так его гардероб пополнил костюм от Армани. И как оказалось, вложение средств окупилось почти сразу, когда молодая симпатичная девушка приняла его за богача. Алан
	.non bis in idem \| Азазелло и Джастин
	описание Время и дата: вне времени и пространства Декорации: подвал особняка, затерянного среди древнего леса. Не зная дороги - никогда не найдешь. Не испугавшись проникнуть за решетки - ни за что не выйдешь. Герои: Маньяк-затворник, мсье Кондор, отсчитывающий уже 33 год жизни, безуспешно разыскиваемый во многих странах по подозрениям в убийствах, коллекционер. Лорд-мститель, прекрасный Ноктурнус Кентаро, в свои 27 лет излишне много думающей о том, как лишить своего учителя жизни. Краткий сюжет: Нокта подхватывают под руки. Лента падает с волос, и те каскадом обнимают полуобнаженное тело. Его ведут… Ведут к раззявленной пасти подвала, ко входу в Ад. - Нет! И он исчез в темной яме. Вместе с Кондором. Без шанса выйти оттуда в ближайшее время. Или вообще без шанса. И дверь за ними захлопнулась, проглотив последний полный отчаяния крик. .ignis fatuus
	Он никогда не падал. Никогда не позволял себе этого. Ни перед взрослыми большими мужами, мнившими, что можно глумиться над любым, кем захочется… Ни перед собственным отцом, считавшим, что его сын недостоин править кланом. Ни перед кем. Он всегда был способен снести любую боль и любое унижение. А потом на благодатном поле из не пролитых слез, накопившегося напряжения и не спущенных на волю эмоций вырос огромный комок комплексов и неконтролируемой гордыни. Кентаро не выносил ударов по гордости и был готов отстаивать себя. Не боясь ничего. Особенно боли. О да. Боли он не боялся. Даже смерти иногда не боялся. Но именно лишь иногда, когда она казалась избавлением от жалкой способности дышать, мусоря углекислым газом атмосферу. Он не боялся того, что мог бы сделать с ним Кондор. Уже не боялся. Его дражайший учитель сделал все, чтоб гордость, притихшая от страха, расправила свои щупальца и обвила своими путами инстинкт самосохранения и разум. Чтоб хозяин этой гордости мог встать, демонстрируя необычайную выносливость, чтоб мог идти по скользкому кафелю, роняя на безупречную белизну поля алые капли крови. О, как он всегда ненавидел Кондора. Ненавидел до дрожи в коленях. До комка в горле. До сладкой дрожи спины. Он всегда хотел его замучить сам. Всегда хотел посмотреть, как может быть изуродовано это прекрасное лицо… Хотелось увидеть может ли Кондор сам испытывать страх и отчаяние… Можно ли хоть один-единственный разочек попробовать на вкус его слабость и безволие. О, как они были похожи, как стоили друг друга! И это было лишь еще одной причиной для ненависти. Что где-то, кто-то, когда-то так смог сломать, растоптать и унизить. Что где-то есть кто-то так похожий на тебя… Словно этот кто-то… твой истинный отец. Джастин
	Как приятно осознавать, что тебя помнят. Видеть, как в глазах другого человека вспыхивает практически ужас, при этом даже не дотрагиваться до него. Кондор вдыхает его крики, его панику. Каждая клеточка наполняется ни с чем несравнимым удовольствием, а зрачки расширяются, словно у наркомана. В какой-то степени это действительно так. Боль для Кондора - настоящий наркотик. Он не может долго жить, не чувствуя вокруг себя этого потрясающего чувства, не переполняясь им изнутри, не вдыхая его, не видя. Боль была нужна ему как воздух, разве только усваивалась гораздо дольше. Позволяя иногда забыть об этой зависимости, почувствовать себя обычным человеком. Вот только рано или поздно вновь появлялось стойкое желание окунуться в мир боли. И сопротивляться ему было бесполезно. Как бесполезно было пытаться сопротивляться и самому Кондору. Он позволяет Нокту трусливо отползти обратно. Смотрит на него практически ликую, хотя одновременно и не узнает этого человека. Куда делать гордость, где весь тот гонор, который еще секунду назад витал в воздухе? Почему теперь, когда Кондор уже был готов переходить к более интересным вещам, Кентаро внезапно струсил. Толкнул его из последних сил, убегая обратно в белую комнату. Кондор пошатнулся, делая шаг назад, чтобы не терять равновесия. Обернулся неторопливо, заглядывая, как его идеальная игрушка загнанным зверем мечется по вдоль стен. Оставляет новые кровавые разводы на них, размазывает еще не до конца свернувшиеся старые. Учитель не торопится подходить, вдоволь наслаждаясь столь пикантным зрелищем. Длинные черные волосы, перепачканные и перепутанные, спускаются по плечам и закрываю половину спины. Обтянутые остатками от штанов упругие ягодицы, к которым так и хочется прикоснуться. И когда это желание становится слишком сильным, Кондор уже не собирается сдерживаться. Азазелло
	Мадам, не захлебнитесь моей кровью! \| Лола и Сэвен
	описание Время и дата: 16 июля. Место: студия, где проводится запись передачи "Всевидящее око", позже - квартирка Сэвена. Участники эпизода: Лола Лакур, Сэвен Блэк. Краткий сюжет: Сэвен как чувствовал, что знакомство с рыжей бабёнкой окажется не самым приятным событием в жизни, вот прямо с того момента, как увидел её выдающиеся... груди, будем честны. Но выбора у него не было, потому что бабы - как пиявки: один раз присосутся - потом не оторвёшь. Ничего, мы ещё посмотрим кто кого, я не поднимал белый флаг, мадам, и крови моей вы не хлебнёте!
	- Ну что вы, что вы, я совершенно не разбираюсь в женской психологии, – уклончиво ответил мужчина, ища пути отступления, но понимая, что рыжая закрыла ему дорогу к выходу своим объемным телом. - Может быть, вы преставитесь?.. Э, нет, представитесь, да, представитесь, – он попытался было совершить манёвр на обход сбоку, но это не прошло, потому что женщина ненавязчиво не давала ему убежать. - Кто-нибудь, помогите! – почти беззвучно простонал он. Последний раз, когда его так ласкали эпитетами, он едва не загремел в тюрьму, развесив уши, а потом едва смог убежать, находясь во всё ещё шоковом состоянии. И теперь, кажется, он снова грозил попасть в липкую паутину паука… нет, в объятия к черной вдове. Почему-то ассоциация с этим пауком очень явно возбудила любопытство Сэвена, хотя дама выглядела более чем невинно и сдержанно, вряд ли такая может обидеть кого-либо или причинить ощутимый вред. Блэк изумленно глянул на её руку, вцепившуюся в его ладонь, понимая, что, кажется, он попал так, как не попадал ещё ранее. Он постарался высвободить свою несчастную клешню, но рыжая держала удивительно крепко, поэтому он пока что оставил попытки обрести свободу, пытаясь вслушаться в то, что она говорила. А несла она приятный и ненапряжный бред, который немного дезориентировал Блэка, заставив развесить уши (он уверен, что потом снимет лапшу длинной до плеч), но такой уж у него характер, он ничего не мог сделать – нравилось ему слышать комплименты в свой адрес. Всё, конечно, встало на свои места, когда Сэвен понял, что тут замешаны деньги, но это только помогло ему почувствовать себя не таким идиотом. Значит, рыжая просто хочет запудрить ему мозги, он не раз сталкивался с подобным, просто её эффектная внешность и огромные распахнутые глаза ненадолго затмили его разум, лишив возможности соображать. Сэвен
	- Ах, конечно! - улыбнувшись так, словно собиралась выплюнуть свои собственные внутренности при этом, Лола взмахнула длинными, тяжёлым от краски ресницами, похожими на два пышных опахала из музей истории Древнего Египта. - Долорес Лакур, глава фонда "Надежда". Мы помогаем больным деткам и их родителям справиться с их горем, - проворковала она, значительно и томно, и, прикладывая к мраморному лбу свободную пухловатую ладонь прибавила волнующимся, интимным тоном: - Лола для вас... мистер Блэк. Когда брачный рынок стал слишком тесен для её запросов (так тесен, как медленно затягивающаяся на шее полицейская петля, наброшенная ищейками, резво идущими по её следу), - Лола стала рассматривать другие горизонты и расширять их, согласно своим собственным, не слишком скромным, запросам. У неё было достаточно опыта, навыка и желания, чтобы брать с людей деньги, которыми они, без всякого ущерба для себя, могли поделиться. Её жизненные навыки и долгие наблюдения над человеческим стадом, подвели Лолу к драматическому решению. Она была уверена теперь, что три четверти индивидов в нашем обществе рождаются с комплексом жертвы и искреннем желанием быть обманутыми. Рано или поздно, они всё равно сделают это. Отдадут себя, свои средства и силы, кому-нибудь, кто не побрезгует их взять, кто будет достаточно умён и хитёр, чтобы воспользоваться ситуацией. Немного усердия и тщательного планирования, и всё будет решено ко взаимному удовлетворению. В мире есть доноры - число которых во много раз превышает понимание нормального человека, и есть те, кто живёт за их счёт. И здесь нет ничего странного и несправедливого. Лола

Это была та самая Летти, которая легко узнавалась по утрам, когда спускалась к завтраку; та Летти, которая нарочно медленно выбирала из чего будет делать лимонад, стоя у холодильника; да-да, та самая Летти, которая перекидывала свои темные густые волосы с одного плеча на другое, когда загорала у бассейна, та самая коварная итальянка, что ходила за своим братом, как одержимая, но всегда при случае напоминала, что это не она его хочет, а он точно голодный зверь затаился у дверей ее спальни. Только ваше желание. Ваши влажные пальцы, соприкасающиеся с чужими ключицами, что выступают как рифы скал среди гладкого моря кожи, пока на губах пенятся неразборчивые слова, морским шепотом накатывая до ваших берегов, до тех приоткрытых губ, что напоминают гроты упрятанные в скалы на противоположных берегах. Ваше желание, что обрело наконец-то бьющийся под вашими пальцами пульс, что обрело и плоть и кровь, а не просто существующее в вашей голове. Живущее параллельно с вами, мешающее нормально засыпать по ночам, потому что где-то в соседней комнате оно реально существует, ходит из одного угла комнаты в другой, забывая на прикроватном столике щетку для волос или вернуть пропитанное влагой полотенце на крючок, после душа. Оно ходит, слегка топает, иногда открывает дверь на ночь, но никогда не приходит греть вашу постель, потому что это под общим запретом, потому что это возможно только в вашей голове. Именно ваше желание сейчас с головокружением от выпитого в баре вина, соблазняло и убивало на прохладных простынях и жадно, пагубно, целовала в губы. Она была чертовски пьяна в этот вечер, который закончился в пределах комнаты ее брата. Но при этом Летти ни разу не произнесла и слова о любви или чувствах переполняющих ее. О чем она думала, можно ли было забраться под ее кожу, пробраться в ее голову и увидеть ее глазами то, что она видела перед собой в полумраке чужой комнаты? Наверное, да. Она видела брата, того самого с мыслей о котором начиналось каждое ее утро вот уже пару месяцев подряд. Она водила по невероятно притягательному для всех женщин, окружающих Лео каждый день, телу своими пальцами, задевая кожу ногтями, чтобы та покрывалась мурашками и думала, что очень ревнует, если кто-то делал так прежде или будет делать в будущем. О, нет, она не позволит ни одной из этих вертихвосток подобраться ближе к Лео, чтобы та могла разделить с ним постель. Рискнувшей заполучить себе Леонардо предстоит пройти все круги ада. And I blame you! \| Летиция
То время, что мы провели с тобой порознь - оно не прошло для нас даром. День ото дня, перемежая тщательную работу над фактами с делами быта и профессии, мы наматывали ленту воспоминаний на бабину, которую так легко было бы спрятать в чехол, а затем убрать подальше с глаз долой. На кадрах - все пережитое: мои фотографии тебя в тот солнечный день, где бегали мы под крышами парижских домов, летящие в страхе от нас прочь голуби, продавцы мороженого, шевелящие забавно усами, твои улыбки, твой профиль, твои блестящие даже в черно-белом глаза; улыбка, едва касающаяся уголка рта; руки, согнутые слегка пальцы, неровно обкусанные ногти - так не подобает Ромео, но как же это подходит Дмитрию, поляку со странным акцентом и глазами, в которых потерялся зрачок. Я заставлял тебя задирать голову, чтобы рассмотреть на свету истинный цвет твоих глаз, которые были провалами, упасть в которые было так страшно - как ночной кошмар, в котором тело предает меня, и я падаю вниз, не могу остановить это падение и даже не в силах кричать от того страха, что охватывает меня, когда ты смотришь в мои глаза внимательно и пристально, как будто бы выискивая там вопросы, которые я утаиваю от тебя, чтобы не расстроить. Видишь - таких вопросов было не так-то и много: я человек простой, а в тебе живут дьяволы загадок, боги трагедий и маленький потерянный мальчик, решивший покорить сцены Парижа, а там и всего мира. Куда тебе мир? Зачем тебе щит и меч, если они слишком тяжелы? Я знаю, что говорю, потому что я такой же, вот только моих сил хватит на то, чтобы подвести тебя за руки к Олимпу. Моих сил хватит на то, чтобы обнять тебя сейчас крепко и сказать, что я против: я не пущу тебя наружу, потому что ты необходим мне внутри. Посмотри, как прежде, на воина, у которого душа в дырах, а в ней - сквозняки. Посмотри в меня внимательней, потому что мои желания не совпадают с теми ожиданиями, что я полагаю сам на себя. Я сам себе предатель, Иуда, дезертир. В твоих руках руки самоубийцы, который всю жизнь делает себе больно. В твоей постели изменщик и враг целого мира, который ты так сильно стремишься завоевать. Зачем тебе мир, когда я против него? Когда он против меня? Взаимная вражда порождает антигравитацию, которая грозится унести меня, покоренного, прочь от тебя, возвышенного. Отпустишь ли ты меня? Не отпускай! Сбежишь от меня прочь? Ты просил меня догнать. Завалить в снег, целовать без стеснения, трогать под одеждой, потому что ты мой. Я говорил тебе это в полночь, слушая жаркое дыхание на ухо, я говорил тебе это, когда сознание твое было далеко от этой общей постели, не тревожа твой сон, я готов сказать тебе это сейчас, схватив крепко за руку, так крепко, что тебе станет больно. Я умею делать тебе больно, но, знай, я никогда не делал это нарочно. you’re worse than nicotine \| Марсель
А время утекает и утекает... Оно в какой-то момент превращается в реку, и ты в нем барахтаешься, стараясь не уйти на дно. Не захлебнуться потоком событий. И только тебе одному решать: будешь ли ты плыть по течению и просто пытаться выжить или же поплывешь против него и будешь бороться за жизнь, не выживая, а именно вгрызаясь за каждую секунду. Минуту. Час или целый месяц. Жизнь очень быстротечна и она губительна. Тебе ли этого не знать. Тебе ли не знать, как быстро меняются в ней события. Не ты ли выбрал именно первый вариант и сдался? Сдался, когда выбрал в придачу и одиночество. Придумывая для самого себя различные отговорки. Ложь. Она была такой желанной. Она была настоящей. Она была намного лучше, чем правда, которая открывается рядом с Эйприл. Эти чувства рядом с ней... они губительны для вас. Вот, что ты знаешь. Вот, что ты видишь в том, как она привязывается к твоему присутствию рядом с собой. Вот, что ты хочешь ей сказать, но вместо этого, ты просишь впустить тебя дальше. С ней ты, наконец, начал бороться. Ты, наконец, решил, что можешь повернуть русло и заставить реку течь в иную сторону. Туда, куда хочешь именно ты. Ты почувствовал силу, но сила уходить сквозь пальцы, как все та же вода или песок и только потому, что ОНА тебя не подпустила настолько, где ты почувствовал бы над ней безоговорочную власть. Ты все еще ощущаешь себя вещью. Животным. А хочется быть человеком. Хочется приходить туда, где будут твои же вещи, что пропитаются чужим запахом. ЕЕ запахом. Сложно. В ней внутри такая же стена из одиночества и нежелания доверять людям. Сложно. Но ты уже видишь на ней трещинки и нужно просто выбрать одно точно место, по которому ты ударишь и обрушишь стену к своим ногам. Ты теперь ее стена. Ты теперь тот, что будет убивать за нее и ей не нужно просить. Ты хочешь быть ее защитой, пусть и понимаешь, что сам же намного опасней для нее, чем вся армия Столицы. Тебе так нравится, что она дышит тобой. Не только воздухом, который ты и сам втягиваешь в свои легкие, согревая его там, а именно тобой. Вот, что ты знаешь. И будь у тебя возможность, ты бы улыбнулся на свои мысли. Ты бы насладился моментом, где она думает, что ты не видишь тонкие ниточки, что плотно теперь обхватывают ваши запястья и ведут друг к другу. Тебе бы сказать вслух о том, что ты больше не можешь без нее, но она как мотылек, что так легко спугнуть словами. Просто выдохом. Лишним. С шумом. Тем самым шумом, что колотиться в твоей груди. Сердце не успокаивается. Сердце твое, пусть в груди волка. Хотя бы оно у вас точно одно на двоих. И вас подводит. Ему вы проигрываете. .мы всегда стоим у края — или ада, или рая \| Леннарт
...Одна из снежинок, попав в немигающий глаз, внезапно выволокла меня из скулящего забытья в жизнь. Мир предстал передо мной словно сквозь фасеточный глаз, смотрящий сразу во всех направлениях. Небо было расчерчено на квадраты, как песчаные дюны; поверхностный слой планеты отражался в роговице огромного поддетого бельмом глаза - вполне человеческого, только не мигающего, не моргающего. Обстановка разрядилась до состояния головокружительного переизбытка кислорода, точно мы находились не в со всех сторон продуваемом сквозняком закоулке, а в кислородных масках в стремительно теряющем высоту самолете. До меня смутно долетали затихающие свистки поезда и скудные отблески медных фонарей, мерцающих на пустынных мокрых улицах. Я судорожно огляделся, невзначай уронив взгляд на ничем неприметную женщину с громоздкой сумкой на той стороне дороги - что у нее в сумке? Мороженные мандарины к столу в плетенной оранжевой сетке с аляповатой этикеткой? А может быть, выкидыш с обрывком пуповины, закутанный в целлофановый пакет? Пуповины же моих мыслей непременно идут в прошлое, единым проводом связуя прошлое и настоящее. Я снова взвел на Джо курок, точно сквозь толщу воды уловив его глухой голос, произнесший колкую фразу: "Тот, прежний Дрейк никогда не позволил бы какому-то сопливому мальчишке помыкать собой" и затрепетал в состоянии мятежа, не чувствуя веса собственного тела, вздрагивая от каждого движения. Очнувшись от забытья, я стал невольным свидетелем того, как, словно айсберг, разваливается на куски моя личность и на оглоблях моего существования остается нездоровая страсть пагубной привычки: мне не терпелось достать из кармана ослепительно-белый порошок, мелкий и уплотненный, наподобие нафталину, и затянуться им во весь объем легких. Для меня кокаин был не бессмысленным разгулом тела, а уже то же самое, что мистическое наслаждение для души: наркотики погружают меня в грезы, полные экстатических фантасмагорий. Только с их помощью я доподлинно чувствую, что живу. Втянутый через ноздри вместо кокаина студеный воздух щекочуще достиг носоглотки, и тяжелая голубая тишина разлилась по гортани вместе с ледяной слюной. Морозной свежестью болезненно засаднило в горле, оставляя за собой промерзлость гортани и десен, как при затяжке коксом. Я будто впервые за вечер почувствовал, как от потающего снега неприятно липнет одежда к телу, выразительно обрисовывaя мускулы, как у культуриста. Нам всем хоть раз хотелось кого-то убить. \| Дрейк
- «Дело не в этом»? «Все сразу навалилось»? – механически повторила Кристина, отстраняясь все дальше и дальше, к противоположной стене, будто бы могла пройти сквозь нее и не видеть этих его глаз, так естественно пытающихся выражать безразличие, но все равно выдающих, что все далеко не так складно и просто, как он хочет, чтобы было. Выражение ее лица сменилось с растерянного на напряженное, ничего не предвещало бури, и лишь сомкнутые в тонкую полоску бледные губы на загорелом лице своим контрастом выдавали колебания в настроении, подобно волнам в море, что вскоре принесут за собой шторм – если переносить на сложившуюся картину, то это будет истерика. Облицованные кафелем стены обожгли спину там, где домашняя блуза поддалась вверх после пальцев Люка, бороздивших вдоль ложбинки позвоночника – девушка едва слышно охнула, но тут же осеклась, потому как не этот, не реальный холод беспокоил ее сейчас и страшил; не замерзнуть она боялась, а остаться с этим чувством наедине – всегда в объятиях холодного шелка простыней, зимними вечерами, одинокими вечерами, боялась сжимать она в руках кружку с кофе и понимать, что уже никогда не разделит свое тепло с ним, сидящим напротив и говорящим те фразы, от которых она, казалось бы, была застрахована. Для Кристины Риччи очевидным и неизменным казался факт брака с Дамианом Каррера, сколько бы ни прошло времени с их помолвки тогда, на Сицилии – год, два, да даже если лет десять! – она бы все так же ждала и подсчитывала количество «откупов», преподносимых ею будущим мужем, не забывая напоминать, что среди всего этого барахла должны уже появиться два обручальных кольца, а пресса лопнуть от ее фотографий в подвенечном платье, стоимость которого может с легкостью посоревноваться с годовым бюджетом маленькой страны в Южной Африке. Господи, это даже и пояснять не нужно было – брачный контракт двух семей, прочно налаженный бизнес, головокружительный успех – если кто знает рецепт удержания около себя завидного молодого холостяка действеннее, непременно поделитесь им с Риччи, и она тут же докажет, что вы заблуждаетесь! Она уже всем подругам уши прожужжала о том, где и как они устроят свадьбу, где проведут медовый месяц и что попросит Кристи у Люка в качестве подарка молодой жене – итальянка всегда хотела быть ангелом «Victoria’s Secret», а Каррера вряд ли будет против, что красивая девушка с его фамилией будет известна на весь мир. Он ведь этого хотел – идеальной репутации. Lithium \| Кристина
Единственное, что въелось в память из моментов последней зимы, – холод. Он не сковывал ртутный столбик, вынуждая его метаться из крайности в крайность подобно окружённому кольцом пламени зверьку. Он не вызывал у людей, весело смеющихся и перебрасывающихся плеядами снежков, ощущение дискомфорта, что, казалось, со временем перерастёт лишь в тягостное чувство одиночества. Он не становился главным объектом повествований очаровательной девушки-синоптика с голубых экранов телевизоров. Нет. Он был только моим – и как бы я ни стремилась поделиться леденяще-губительными флюидами с окружающим миром, дабы избежать духовного разложения, промозглые до костей щупальца лишь сильнее сковывали и без того едва трепыхающееся и покрытое толстой коркой льда сердце. Казалось, что я давным-давно обитаю в мрачных глубинах Тартара, где, блуждая каменистыми коридорами, лишь оплакиваю то, что осталось по ту сторону мира. Между мной и Ричардом пролегла целая пропасть; мосты были сожжены подобно греховным письмам пожилой монахини; расплавленное озеро солнца, в котором то и дело отражался бледный лебедь луны, более не являлось нашей путеводной звездой. Не было ничего – лишь чёрная дыра, что постепенно разрасталась за рёбрами, поглощая своим неумолимым хаосом всё, что когда-либо существовало вовсе. Я не чувствовала себя живой. Тело машинально совершало действия, что отнюдь не контролировались разумом; слова соскальзывали с приоткрытых губ по давно проторенным тропинкам, не неся в себе ни единой толики смысла. В одно мгновение я стала марионеткой, управляемой кем-то свыше и более не имеющей собственной жизни. Я помню, как мать, разбивая очередной по счёту сервиз, кляла Аддерли на чём свет стоит, грозясь при первом же появлении отправить его к далёким пращурам. Я не забыла, как отец, по обыкновению сдержанный и здравомыслящий человек, едва ли не собрал чемоданы, дабы отправиться в ту же экспедицию, найти негодяя и вздёрнуть на первом же придорожном дереве. Я порой не могла сдержать слёзы, когда Джек и Темпл, обрывисто тараторя немецкие проклятья, грозились спустить с мужчины шкуру, едва он снова появится, дабы в очередной раз поиграть и забросить куда подальше на чердак. И всё было бы не столь печально – у меня никогда не ладилось с мужчинами! – если бы я не носила в своём чреве незаконное дитя, что и стало причиной нашей с Ричардом разлуки. Он не захотел признать в ещё несформировавшемся малыше своего наследника, предпочтя сбежать на край света навстречу столь любимой и многообещающей свободе, что, будучи девкой разгульной, всегда без единого укора разводила перед Аддерли покатые линии бёдер. Ты создана для меня из самых светлых снов. \| Хайди

Приветствую тебя Манхэттен который never sleeps, и всех островитян. Несмотря на знойное лето, которое медленно, но верно высасывает из меня жизнь, сегодня я с вами. Убитая беспощадным солнцем, но готовая знакомить вас, с уже небезызвестным мастером, замечательной Рене Окессон, работы, которой это просто что-то невероятное. Хотите знать в чем ее секрет?
1. Стандартный вопрос, который лично меня всегда интересует в большей степени - как давно ты окунулась в мир фотошопа (в реалиях ФРПГ)? Зная о твоей творческой профессии, подозреваю, что "контакты" с этой чудной программой были и ранее, но не аватары же ты делала;)
Мое знакомство с программой фотошоп произошло летом 2010 года (я даже помню месяц), и, увы, но нет, до того, как я появилась на ролевых, я не пользовалась данной программой) Насмотревшись на работы других игроков, мне захотелось не просто делать аватары, но и иметь возможность радовать тех, кто мне дорог, своими подарками, в частности моего партнера, Леннарта, так что, можно смело заявить, что мое знакомство с ним повлияло на то, что я увлеклась фотошопом) Кстати говоря, свой первый фотошоп мне пришлось покупать, а не скачивать, и, как ни странно, это был самый удобный фотошоп из тех, которые у меня были!
2. Были ли у тебя "наставники" или все осваивалось методом научного тыка?
И то, и то. Были люди, у которых я училась, чьи работы меня вдохновляли, и очень много уроков я прочитала сама. За последний год мои работы стали лучше (это как критично я к ним отношусь, так до сих пор не могу принять этого хд), благодаря советом моего Арта, который очень многому меня научил, за что я ему и благодарна) Несколько раз в процессе самообучения я меняла настройки своего фотошопа до такой степени, что пришлось его сносить и переустанавливать, благо это было уже давно, в течение последних лет таких случаев не повторялось)
3. А сама осмелилась бы взять себе "учеников"?
Возможно. Осмелилась бы в том случае, если бы мне надо было научить кого-то правильно пользоваться фш и использовать пропорции, объяснять, что за чем надо и как используется, но во всем остальном я учитель далеко не лучший) И взяла бы учеников, если бы у меня было больше времени, да и в любом случае, когда ко мне просто обращаются за советом, я всегда помогаю всем, чем могу)
4. Когда ты открываешь фш - у тебя в голове уже есть определенная идея или все приходит в процессе работы?
50 на 50. Иногда у меня в голове есть часть идеи, но практически никогда у меня не получается ее воспроизвести так, как я ее вижу, потому что в процессе работы всегда появляются новые детали, что-то смотрится лучше, где-то стоит убрать, а где-то стоит добавить, поэтому скорее полная идея приходит в процессе работы) Бывали и такие случаи, когда я просто открывала фотошоп, без какой-либо хотя бы примерной идеи, и у меня получалось то, что я могла по крайней мере выложить, а бывало и так, что я просиживала в фш семь часов (да-да, именно столько), убивала весь день, но в конечном итоге закрывала все)
5. Расскажи о том, что тебя вдохновляет на создание такой красоты, которую мы можем лицезреть в твой творческой теме. Это музыка, фильмы, цитаты? Может быть, сами внешности или человек (персонаж), которому делается подарок?
Прежде всего я благодарю за похвалу работ, это прямо как порция вдохновения!) Непосредственным вдохновением для меня служит человек, а музыка/цитаты/исходники - это уже побочный эффект, который помогает мне при создании работы. Я люблю делать подарки, но еще больше я люблю делать подарки для тех, кто мне дорог, я практически никогда (за редким исключением) не делаю работ для себя, потому что я не умею так работать хд Мне не доставит удовольствия своя работа на моем же профиле так, как удовольствие мне принесет реакция того, кому я подарок будет предназначен. Меня вдохновляет как человек, так и персонаж, которым он играет. И в моем случае мне безумно повезло с партнером, который вдохновляет меня так, как никто другой)
6. Немного о грустном - сталкивалась ли ты с плагиатом твоих работ?
К сожалению, да. Происходит это редко, но, как говорится, метко. Я никогда не считала, что имеет какой-то смысл не просто брать что-то из моих работ, а полностью их копировать. Не так давно я поделилась псд своей работы и через пару дней увидела увеличенную копию того, что я делала сама. Конфликт был исчерпан, зла я не держу, в конце-концов это повод для того, чтобы думать о том, что мои работы кому-то нравятся, раз их хотят повторить!)
7. Возвращаясь к процессу работы - какие внешности смело можно назвать твоими фаворитами, а с какими ни за какие коврижки не станешь работать?
Фавориты? Если судить по количеству сделанных, то выигрывает, определенно, Джеймс Пьюрфой и Хью Джекман хд Меня вдохновляют данные актеры, потому что ими играет человек, которого я и хочу порадовать) Мне нравится работать со взрослыми внешностями, актерами и актрисами старше 35 лет, но работаю и с теме, кто младше, но уже не так охотно хд А вот с кем не умею работать, так это с моделями и слишком популярными внешностями, так уж вышло, что большинство их хороших исходников уже использовали талантливые мастера, что когда с ними хочу поработать я, у меня пропадают какие-либо идеи)
8. А что скажешь насчет текстур фонов и прочего материала, с которым обычно работаешь? Какие здесь предпочтения по тематике, цветам, мотивам?
Нет, предпочтений как таковых нет, потому что каждый раз я стараюсь использовать что-то новое, стараюсь по возможности не повторять то, что уже делала) Несколько месяцев назад у меня полетел жесткий диск, на котором я собирала материал для работ в фотошопе, включая фоны, текстуры, клипарты и так далее, на протяжении пяти лет, поэтому можно сказать, что совсем недавно я начала с нуля все восстанавливать. Хотя уже сейчас, за пару месяцев, у меня набралась не одна папка с надписью "фон" и "текстуры", в которых я уже начинаю путаться хд
9. Если взять все твои работы, сколькими процентами из них ты удовлетворена целиком и полностью?
Хм, минимальным, может, процентов 10. Я очень самокритично отношусь к своим работам и на каждую трачу по несколько часов, даже на самый простой аватар, потому что я вечно буду чем-то недовольна хд Знаю, что это плохо, и что пора менять свое отношение)
10. И напоследок, хотелось бы услышать какое-то пожелание для наших мастеров, напутствие для новичков, а может что-то для тех, кто покорил тебя своим творчеством... М?
Мне бы хотелось сказать - пробуйте и экспериментируйте! Вдохновляйтесь! Творите как для самых любимых и самых близких, и творите так, чтобы это приносило вам удовольствие самим) Чем больше прилагаешь усилий, тем лучше получается результат, следовательно, любые потраченные время и силы будут стоить этого всего) И не забывайте, что любая похвала, любой плюс к вашей работе - это знак о том, что все не зря, и что у ваших работ есть свои зрители и, быть может, даже свои поклонники)

Спасибо Рене за то, что была сегодня с нами, и поделилась своей историей укрощения программы фотошоп.

я - не один, но без Тебя просто никто

И мы переходим к работам наших кудесников.

Ultraviolence.

В столе.

Elfen Lied

|Dark Horse|

четыре после полуночи

II. Nothing more, than...

Tango Revolver

.where the wild roses grow

King of Sorrow

Боже храни королеву.
А я с вами прощаюсь.
Берегите задницы и до новых встреч.

Поделиться242015-08-01 17:20:36

Автор: Реклама
Двигаю прогресс хд
Зарегистрирован: 2013-08-30
Приглашений: 0
Сообщений: 21782
Уважение: +4
Позитив: 0
Провел на форуме:
4 месяца 8 дней
Последний визит:
2015-10-02 17:41:09

Заявка от Alastair McKenzie


		Имя персонажа: Марианна Лили МакКензи \| Marianne Lilly McKenzie Возраст: от 18 Внешность: Элизабет Олсен онли Род деятельности: дочь богатых родителей.

	ОПИСАНИЕ ПЕРСОНАЖА Отношения с персонажем: Ты наша любимая дочь, наша маленькая принцесса. Ты выросла в богатстве и не зная отказа от отца, за что вы оба иногда получали по шеи от мамы. Но при этом ты не стала как все эти самовлюбленные девицы, которые только и умеют, что тратить деньги родителей и ходить по вечеринкам. В отличие от них ты совсем не глупа и не эгоцентрична, ты много знаешь и любишь помогать другим. Описание персонажа: Твой отец – глава семейного бизнеса, твоя мать – известный психолог и писатель, казалось бы, что при таком раскладе ты должна была бы вырасти избалованной, капризной девчонкой, которая совершает безбашанные поступки ради того, чтобы привлечь их внимание. Тебе никогда не требовалось привлекать их внимание, ведь они оба души в тебе не чают и готовы бросить все на свете, чтобы помочь тебе. Ты родилась 25 декабря 2015 года, став самым лучшим рождественским подарком для своих родителей. Это было безумное рождественское утро, Аластер и Холли хотели отпраздновать зимние праздники вдвоем на пляже в Хэмптоне, да и по плану ты должна была родиться только через две недели. Но родители, как известно предполагают, а дети располагают. Оказавшись в доме, который твой отец купил в качестве подарка для твоей мамы, ты решила, что сейчас самое время обновить свою комнату. Аластер хоть и знал все дороги Хэмптона вдоль и поперек, гонял по ним с момента получения прав, но такими путями и так быстро он еще не ездил никогда. Это была самая сумасшедшая поездка в жизни всех троих. Ты родилась вскоре после полуночи именно в то время, когда обычно дети просыпаются и пытаются поймать Санту. Когда Ал узнал, что ты таки родилась девочкой, он не знал, что делать, но все его разочарование куда-то исчезло в тот момент, когда он взял тебя на руки. Все что, как ему казалось, он знал о любви и женщинах в этот момент стало не верным, ты стала его самой большой и первой любовью. Когда тебе было лет пять ты задала вопрос, который поставил в тупик твоих родителей: «А что такое честная женщина?» Признаваться где ты это услышала, ты отказалась на отрез, в ответ на что, твой папа ребенок по жизни отказался объяснять тебе смысл этой фразы. Но вот у мамы он тогда вполне серьезно спросил, хочет ли та, чтобы он сделал из нее честную женщину. Через пару месяцев они наконец оформили отношения. Ты росла не по дням, а по часам. Родители проводили с тобой много времени, отце научился плести косички и играть в принцесс, ты же в свою очередь читала с ним комиксы и осваивала все приставки. Вместе с мамой вы готовили, шили на кукол и читали более полезную литературу. Ты росла действительно счастливым и любимым всеми ребенком. Бабушки и дедушки так же тебя обажали, вот только те, что МакКензи появлялись в основном по праздникам. Несколько раз ты слышала, как Аластер разговаривал со своим отцом на повышенных тонах. Только с возрастом ты поняла, что проблема была в твоем роде. Родись ты мальчиком ни у кого никаких проблем не было бы, но ты оказалась девочкой, что портило всю картину старой шотландской семье, которая и в 21 веке жила по законам майората. Родители никогда на тебя не давили, позволяя самой выбирать свой жизненный путь. Они старались быть твоими друзьями, товарищами, теми, к кому ты придешь за советом или просто расскажешь, как дела. Больше всего Аластер боялся, что ты вырастешь такой же, как многие девушки, с которыми он был знаком и вечно гоняет от тебя мальчиков, которые на его отцовский взгляд не достаточно уважительно на тебя смотрят. Конечно, Холли всегда его за это отчитывает, но что можно сделать с отцом? Сейчас ты заканчиваешь школу, как и отец ты прекрасно умеешь водить машину, уже два раза прыгала с парашютом, пусть и с ним. Перед тобой открыты все дороги мира, у тебя в руках связка ключей от всех дверей. Все что тебе нужно – это выбрать одну и сделать шаг вперед, а твои родители обязательно будут рядом и не дадут упасть.

	ВАШ ПОСТ мама Она ходила по гардеробной. Не металась в поисках одежды. Нет. Просто ходила, одетая в кружевное белье черного цвета. Сегодня выдался странный день. Сначала поссорилась с подругой, потом позвонил клиент и отменил встречу. Не то, чтобы ее беспокоил ускользнувший заработок, но все равно неприятно. Теперь же она вот собирается в кафе, на эту встречу, где все не обогащённые особым умом одиночки ищут себе пару – она даже не заметила, что обласкала саму себя. И именно поэтому на ней сейчас этот черный комплект, который создан для подобных случаев. К нему должны еще добавиться чулки, которые она достала из одного из ящиков. Ткань облегает и слегка стягивает ноги. Белье, чулки, пояс – это первый слой, или вернее сказать последний. Не то, чтобы она правда собирается заканчивать этот вечер сексом, но всегда приятно осознавать, что на тебе надето кое-что красивое, пускай его и не видно. Далее идет платье. Оно новое из новой коллекции, купленное в мимолетном порыве. Это не вечернее платье, но и не повседневное. Да и на работу в таком не пойдешь. Оно так же черное и заканчивается чуть выше колена, с рукавами три четверти и без плечей. Поверх него она решает надеть пиджак. Он фиолетовый. Но не ярко фиолетовый, не агрессивный. Единственное яркое пятно в ее сегодняшнем наряде. Из украшений – серьги, камни в которых поблескивают и заколки, которые удерживают свободно волосы. Они собраны на затылки свободными прядями, некоторые из которых падают на плечи. Последний штрих – туфли. Как всегда высокие, на платформе и шестнадцати сантиметровом каблуке с красной подошвой. В руках сумочка. В нее не положишь книгу, но помаду, ключи, немного налички с кредиткой и все самое необходимое вполне. Она выходит из своей небольшой квартирки. Никогда не жаловалась на размер, хотя могла себе купить больше. Наоборот ее размер позволял всегда и все держать под рукой. Сделал шаг – оказался на кухне, еще шаг в гостиной. Поднялся по лестнице и перед тобой гардеробная и спальня. Достаточно для одинокой женщины, которая живет в свое удовольствие. Она садится в такси. Сегодня будет пить, поэтому за руль не сядешь, да и по Манхеттену бесполезно передвигаться на машине. На месте она оказывается через пять минут после начала. Заходит в кафе и оглядывается. Ее регистрируют и просят заполнить анкету. Паркер оставляет на бумаге след ровного подчерка. Затем она берет блокнот, и ей указывают на первый столик. Впереди ее ждут вероятности. И с каждой будет пять минут. - Добрый вечер, - произносит она с улыбкой. Она оценивает мужчин с точки зрения психологии, ума, потом внешности. Они ее по вырезу платья. Первые несколько вариантов она высиживает, едва не зевая в кулак. Скучно. С ними можно говорить, но не о чем. Ей нужен кто-то интересный. Каждому новому мужчине, на один и тот же вопрос она отвечает по разному. Это не честно, но всегда лучше смотреть, кто и как реагирует на то или иное. За этот вечер она уже побывала медсестрой, барменшей, детективом, ди-джеем, и многими другими. Но пока все одинаково. Никто не цепляет. Она садится за очередной столик. - Добрый вечер, - с отточенной улыбкой говорит она снова. папа Сегодня его должны были звать Питер Паркер. Он должен был быть безутешным вдовцом и простым механиком, одетым в костюм из последней коллекции Армани и с болтающимся Ролексом на руке. Последние штрихи были лишними, но Алу пришлось идти на это странное собрание после встречи, так что вид его несколько не соответствовал идеи. Но до нее все равно дело не доходило. Прошел уже час с начала этого мероприятия, а перед ним стоял третий стакан двойного виски. МакКензи не был пьян, он шотландец виски у него вместо крови, вместо этого мужчина был раздражен. Вчера в одном из этих бесконечных и глупых глянцевых журналах для девушек среднего класса и такого же развития напечатали список самых желанных женихов Верхнего Истсайда, в котором он занял почетное третье место. С одной стороны – это было приятно, что его так ценят, хотя наверняка решающую роль сыграла сумма его годового дохода и общее состояние семьи. В любом случае, благодаря этой идиотской статье, теперь каждая вторая на острове знала его в лицо, а значит вот уже час ему за короткие пять минут пытаются рассказать, что вот именно она та единственная и не повторимая. Ал смотрел на всех них и думал, о том, что почему все эти пламенные лица так похожи одна на другую, как и в прочем лица, которые их говорят. За прошедший час, он уже успел три раза пресечь попытки девушек оказаться у него на коленях, пять раз избежать ненужных поцелует и миллион раз проклясть своего друга Стива, из-за которого здесь и оказался. «Пойдем, Ал, это будет весело! Ты же никогда не был на таких мероприятиях. Огромное количество доступных девушек и никаких проблем!» - вспоминал про себя слова уже бывшего приятеля МакКензи. Так все и должно было быть, но вместо этого мужчина получил толпу дамочек с вполне определенной целью: заполучить на безымянный палец сначала кольцо его бабушки, а потом обручальное кольцо из Тиффани. Кстати, в этом все эти дамочки тоже сходились и почему-то ни одной из них и в голову не пришло, что бабушкиного кольца может не существовать или, что оно давно подарено его первой любви или что придется раскапывать бабушкину могилу. Нет, кольцо просто есть в каждой из этих маленьких и недалеких голов оно просто существует, его не может не быть. Обычно, именно такие глупышки его и привлекают, с ними, как правило, меньше хлопот. Навешал лапши, провел хорошо ночь и забыл на всю оставшуюся жизнь. Но сегодня ни от одной из них он так просто не избавиться, что чем дальше, тем становилось более очевидным. Ал уже решил для себя, что допьет этот стакан и уйдет, а лучшее уедет, например, в Эдинбург, где никто его не знает. - Добрый вечер, - устало вздыхает мужчина и закрывает глаза, когда перед ним садится очередная девушка. Он уже подбирает максимально вежливые и корректные слова, чтобы прервать очередную пламенную речь, но ее нет. Ал открывает глаза и удивленно смотрит на девушку в черном. У нее огромные голубые глаза и рыжие волосы, она не выглядит, как все те, что были до нее. Нет весь ее вид говорит о наличие интеллекта. Возможно она не читала ту глупую статью, а значит с ней у него есть шанс поиграть. Была только одна проблема, на такую девушку просто механик, пусть и с грустной историей произвести впечатления не мог. – Я Питер. Питер Паркер, - он улыбается одними уголками, смотря ей в глаза и протягивая руку для легкого рукопожатия. У них есть всего пять минут на знакомство, но этого должно ему хватить. Главное, не показывать, что ты врешь и считаешь время. – Хотите, что-нибудь выпить? Здесь не плохой бар.

	ЛИЧНЫЕ ТРЕБОВАНИЯ К ИГРОКУ Персонажем будет возможно играть только во флешах, но пусть вас это не пугает. Во-первых, мы вас не бросим и будем с удовольствием играть, во-вторых, на Манхэттане довольно много персонажей из будущего, так что для вас всегда найдется компания. Если ты вдруг захочешь поиграть и в более раннем возрасте, мы тебя поддержим. Мы не ищем кого-то кто пассивно будет делать то, что мы скажем. Вам нужно будет самостоятельно иногда искать игры и придумывать вместе с нами сюжеты. Все что написано нами сверху только маленькая линия для большой картины, вы вольны делать с персонажем все что угодно, в обозначенных рамках. Насчет графики не беспокойтесь, горячо любящие вас родители будут баловать любимую дочку новыми нарядами с большим удовольствием. Посты мы можем писать и большие и маленькие, легко подстраиваемся под любую манеру игры, кроме это странной с палочками и кружочками. Размер не имеет значения. Приходи к нам, доченька.

	СВЯЗЬ С ВАМИ Сначала гостевая, потом вк или скайп, как договоримся

Заявка от Harry Dixon


		Имя персонажа: Savannah Miav Dixon \| Саванна Миав Диксон Возраст: 36 лет Внешность: Katheryn Winnick Род деятельности: филантроп, светская львица

	ОПИСАНИЕ ПЕРСОНАЖА из заявки Энджела Харта на Гарри Диксона написал(а): Твой пра-пар-прадед, которого, кстати, тоже звали Гарри, в середине девятнадцатого века открыл в Чикаго завод по производству тушёнки, и с тех пор вашу фамилию всегда сопровождал стойкий "запашок". Хотя, говорят, "деньги не пахнут", а ваша семья от года к году становилась всё богаче, и уже к началу века двадцатого вы вполне могли считаться чем-то вроде "записных аристократов". В Америке состояние вполне заменяет собой титул, а на приобретение внешнего лоска требуется куда меньше времени, чем в старой и консервативной Европе. Финансовый кризис тридцатых потрепал твоих предков, но не разорил их (кризис двухтысячных вы пережили ещё легче), влияние Диксонов на экономику страны постоянно возрастало. Люди всегда будут нуждаться в пище, а консервы - самая долговечная и практичная её разновидность, что так по душе запасливым англосаксам. Вы богатели и процветали, становились всё более лощёными и светскими, пока сами не поверили всей душой в свою новоприобретённую аристократичность, забыв откуда вы пришли. К вашей чести надо заметить, что вы всегда упорно работали ради сохранения и приумножения своего благосостояния. Каждый из Диксонов был от рождения упорным, настойчивым трудоголиком. Только теперь вы имели вес в обществе, историю и превосходное образование, а это никогда не помещает. Ведь так? Твоему деду повезло, Гарри. У него родился прекрасный сын, вполне оправдавший его ожидания. В настоящий момент Ллойд Диксон возглавляет вашу обширную промышленную компанию, имеющую филиалы на обоих побережьях Соединённых Штатов и даже в Мексике. Но ты - ущербная ветвь, мальчик. Твоя мать, дочь крепкого и сурового бизнесмена старой закалки, родилась с характером слабым, капризным и неустойчивым. Она всегда была воплощением худших клише о "золотой молодёжи" и отец, имея уже наследника, которым был доволен, не слишком наседал на дочь, не старался сделать из неё хозяйку собственности, воспитать сильной и волевой женщиной, а, напротив, потворствовал её слабостям. Твоя мать выросла инфантильной, жестокой и бездушной, заинтересованной лишь в своих удовольствиях. Отца своего ты не знал - он исчез из твоей жизни раньше, чем ты научился ходить, а после в постели твоей матери перебывало слишком много мужчин, чтобы трудиться запоминать их всех по именам. Это всё о ней [из анкеты и постов]: - Поговори со мной, Гарри, мальчик мой, - слова перекатываются во рту Саванны Диксон, как маленькие кисло-сладкие конфетки. От неё неизменно пахнет карамелью, корицей и ванилью - самым банальными ароматами, которые только можно встретить. Она похожа на тоненькую нимфу, на нежный зефир, она похожа на Гарри: светловолосая, тонкая в кости, с огромными голубыми глазами и нежными чертами лица. Если поставить их рядом, то очень сложно отличить их, потому что она такая же плоская, как Гарри, с такими же узкими бёдрами, и тоненьким шрамом внизу живота - её тело было безнадёжно изуродовано родами, и за это тоже Саванна не любила сына. - Ты похож на отца, Гарри. Наверное, - и она звонко смеется, запрокинув голову, а бокал в её руках дрожит. Гарри любит мать, потому что она - это его отражение, но он так же сильно ненавидит её, как своё зеркального двойника. Но она - единственная, кто обращает на него внимание дома, и для этого ему не приходится делать хоть что-то, для неё достаточно того, что он родился. - Ты обиделся на меня, Гарри? Не дуй губки, мой мальчик, тебе не идёт, - и она кривит губы в мерзчайшей из своих улыбок, пальцы её, как когти огромной птицы, впиваются в светлые кудри Гарри. - Не обижайся, Гарри, мама тебя любит. Дядя обычно с презрением относился и к сестре, и к племяннику, не замечая восхищённых глаз мальчика, который так хотел привлечь внимание. Гарри всегда искал одобрения у мужчин, которые его окружают. Одно время с её матерью жил мужчина, который был вылитой копией Ретта Батлера - и Гарри не осознавал, как хотел, чтобы он был его отцом. Но мать, избалованная, изнеженная, не привыкла к жесткому и наглому обращению, и "Батлер" исчез из их жизни с той же скоростью, с какой исчезало мартини из бара. А потом спутники жизни Саванны сменялись так быстро, что Гарри не успевал к ним привыкнуть. - Тебе нравится наш дом, Гарри? Он не держит тебя, как птичку в клетке? - Саванна растягивает пухлые розовые губы в улыбке, мундштук в ее пальцах дрожит. - Ты бы хотел жить где-то еще? Гарри не очень любил праздники, хотя ему не раз говорили, что он похож на рождественского ангела, но это было, конечно, совсем не так. Сказать по правде, менее всего он походил на творение Господне, даже если пытался сделать вид. Обычно он предпочитал оставаться на праздники в школе или отправляться покататься на лыжах в Аспен, но в этом году Саванна Диксон настояла на том, чтобы Гарри отмечал Рождество дома, в «тесном семейном кругу», вызвав у Гарри ироничную полуулыбку. Конечно, он мог бы не подчиниться, но всё же тоска по этой инфантильной изнеженной особе была достаточно сильна, поэтому свои принципы он предпочёл задвинуть как можно дальше, решив несколько дней побыть в её компании. Да, он пожалел об этом практически сразу, но это можно пережить – всего чуть больше недели в компании матери и её друзей, это не так уж страшно. Большую часть дня он проводил в своей комнате или библиотеке, развалившись в большом кресле, закинув длинные стройные ноги на пуфик и читая запоем книги Лавкрафта или По. Он старался не думать о всём том, что связывало его со школой, но не мог не заходить в общий чат, ожидая, что увидит там сообщения человека, в присутствии которого ему становилось тяжело дышать. Наверное, это были самые грустные и одновременно самые приятные праздники, проведённые дома, потому что он был привычно один, ему никто не мешал и не навязывал своё внимание. Впрочем, Саванна планировала 25-е декабря провести в компании сына и нескольких близких друзей, что, конечно, не вызывало у Гарри никакой радости, он бы предпочёл, чтобы она побыла только с ним, но что делать. Но и кое-что его всё-таки настораживало: появление молодого медбрата, который выглядел в достаточной мере подозрительно. И даже равнодушный ко всем любовникам матери Гарри, начал напрягаться в его присутствии, потому что им не хватало только молодого прохвоста, очаровавшего совершенно неразборчивую в связах маман. Женщина больной не выглядела, но некоторое время Диксон приглядывался к ней, пытаясь разглядеть привычные признаки влюблённости, которые обычно были видны как на ладони, а уж у Саванны Диксон и подавно. Но женщина была хоть и зачарована, но, похоже, сохранила рассудок, и на некоторое время Гарри успокоился. Так как зимнюю сессию в школе он сдал чуть досрочно, дома он был уже 20 декабря, готовясь к праздникам (на самом деле, больше ленясь, чем помогая). Они подолгу курили с матерью, которая все вредные привычки сына поощряла (видать, таким он казался ей более живым и настоящим, кто знает), сидя за чашечкой кофе в зимнем саду. Гарри любил их зимний сад – совершенно потрясающее место, в котором он находил покой в любом состоянии духа, а порой Диксон и сам любил повозиться с растениями. Это в моменты, когда он не бывал на кухне, готовя что-нибудь вкусное. Вряд ли бы кто-то в школе оценил желание мальчика уметь готовить или заниматься растениями, поэтому об этих пристрастиях Гарри старался не сообщать. Он как-то привык к тому, что его настоящая жизнь всегда остаётся за кадром, потому что как таковая она никому не нужна. Даже мать порой удивляла его равнодушием к его увлечениям и хобби, но со временем Гарри и к этому привык, смирился с этой маленькой деталью. В детстве Гарри очень любил сказки. А кто не любит? Правда, читать их ему было некому, а визгливый голос гувернантки выводил Диксона из себя – он рыдал, едва заслышав её ломанное: «В одном царстве…», поэтому дальше никогда не заходило. А потом в его доме появился Чарли Даннем – паренёк лет двадцати двух, обычно он околачивался подле матери (тогда Гарри, конечно, не знал, что это её новый любовник!), но порой находил время для семилетнего Гарри. Тот сначала насторожённо принимал внимание мужчины, но со временем привык к нему, испытывая острую нехватку отца, найдя в Чарли старшего брата и лучшего друга. Когда Саванна, устав от дневных забот, уходила в свою спальню немного поспать, Гарри оставался с Чарли, и тогда начинался театр! Иного позже Гарри узнает, что Даннем был молодым актёром, которому игра с маленьким Диксоном была только в радость. Чаще всего Чарли читал ребёнку сказки – в лицах, красочно, пользуясь и услугами прислуги, вовлекая их в забавные игры, раздавая неведомую власть: быть кем-то иным. И Гарри, преисполненный гордости за свои важные роли, так же привлечённый к игре, важно говорил: - Каждый день к девяти утра я должен идти в мой магистрат. Я не скажу, что это подвиг, но вообще что-то героическое в этом есть, – а потом оглядывался на Чарли, ища у него поддержки и оценки своего таланта. И Даннем смеялся, поднимая большой палец вверх. Гарри чувствует себя смущённым, что удивительно – обычно он был куда более развязным и спокойным, люди не вызывали в нём ничего, кроме вежливого интереса и доли презрения. Он сквозь ресницы смотрел, как Ленни курит его сигарету, и в груди у него сворачивалось змеёй что-то острое и пугающее. Единственным, кто мог его смутить, был Ангел, которого он любил, и то, что он чувствовал в присутствии наглеца Белло, заставляло Диксона себя ненавидеть. Это пугало, но в тоже время… Гарри было приятно, что сейчас он может не думать о рыжем, который никогда не вспоминал о нём, если этого не требовали школьные дела, словно Диксона не существовало в его системе координат. Это было очень больно, но это было его выбором: терпеть равнодушие от того, кем он восхищался. Однажды он сказал матери, что ему нравятся мальчики, на что Саванна томно улыбнулась и сощурила хитрые лисьи глаза: - Конечно, ты же мой сын, – невозмутимо сообщила она, будто бы и не удивлённая вовсе тем, что сын у неё гомосексуалист. • У Саванны большое количество любовников, которых она меняет согласно своему внутреннему настрою. Она не чурается и молодыми, и старыми. Она бисексуальна, поэтому среди её любовников есть и любовницы. • Сына она на удивление любит, хотя отношения у них странные. Она никогда не относилась к нему, как к ребенку, воспитывая его так, чтобы он знал: окружающему миру до него дела нет. • Да, ты инфантильна, жестока и любишь играть людьми. Порой твои игры поражают своей извращенной издевкой, а порой ты кажешься очень несчастной и одинокой. И я не знаю, что с тобой случается чаще.

	ВАШ ПОСТ пост Саванна Диксон была женщиной дикой и необузданной, а ещё - она была удивительно наивна, потому что верила: мистер Ричард Харт мог бы выбрать женщину и получше, чем фригидную старуху Маргарет Харт. Она видела его не раз и не два, облизывалась, но подступиться не могла - он вечно был в компании женушки. А потом Гарри познакомился с Энджелом - и это было просто невероятной удачей. И пусть Гарри отзывался об отпрыске Хартов далеко не дружелюбно, в конце концов, отношения мальчиков - это не её дело. Полтора месяца в доме Хартов в Чесапике - что может быть лучше? Судьба давно не подбрасывала ей подобного шанса, и она не была намерена его упускать. Её двенадцатилетний сын был опечален, но если бы она была внимательнее, то заметила бы нетерпение и интерес в светло-голубых озёрах глаз мальчика. Гарри торжествовал, сидя на лестнице в их огромном доме, сжав кулаками ткань светлых брюк. Он познакомился с Энджелом Хартом год назад, и сразу же горячо его возненавидел. Мальчик был таким чистеньким, таким умным и спокойным, его так любили учителя, родители. У него было всё то, чего Гарри был лишён. И Дикси понимал это, хотя был ещё слишком юн, но никогда не был дураком. Но это не было завистью, вовсе нет. Его положение было весьма завидным: богатый наследник без надзирателя сверху (дядя Ллойду дела до племянника особо не было), Гарри ждало хорошее будущее. Просто Гарри хотел, чтобы Энджел не задирался, не считал себя лучше, чем все остальные мальчики, и именно это он старался донести до остальных парней, когда обсуждал рыжего за глаза. Диксон хотел, чтобы Ангел спустился с небес, прекратил быть таким высокомерным и надменным, потому что в школе Святого Петра они все были равны. И поэтому Гарри вёл себя вызывающе, подставлял рыжего перед учителями, старался начать травлю, но это не получилось - мальчики не хотели выступать против Харта, словно тот загипнотизировал их. Гарри сопел, накручивал прядку светлых волос на палец, обижено дул губы и злился. За весь год у него не получилось заставить Энджела ощутить себя обычным мальчиком двенадцати лет, и Гарри потерял было уже надежду, но тут ему выпал шанс - и мальчик собирался им воспользоваться. Он тщательно собирал вещи, впервые не позволив сделать это нянечке, решив, что для такого важного дела он должен самостоятельно подготовиться. Несмотря на то, что Гарри выглядел словно ангел, он имел весьма скотский характер, и поэтому в чемодан были положены таблетки слабительного, тонкое лезвие, которое можно подложить в обувь, и кое-что ещё по мелочи. Он не хотел причинить мальчику вреда, но если простые способы с ним не срабатывали, пора было применить серьёзное оружие. Многие думали, что Гарри ревнует, что он завидует Харту, что он несправедлив, но сам Диксон считал, что это просто честная борьба за место под солнцем. И он ни за что бы не признался даже себе, что Энджел Харт его интересует, что ему хочется дружить с этим мальчиком, но тот просто не подпускал его к себе. "Я хотел любить весь мир, меня не поняли - и я выучился ненавидеть", - частенько думал про себя Диксон, когда засыпал в своей огромной спальне далеко за полночь, зачитавшись книжкой о приключениях храброго пирата. Любимыми героями Гарри всегда были антагонисты, он испытывал к ним особую страсть, потому что многие из них были похожи на него, Дикси. Они были отчаянными, смелыми, взрослыми и сильными. Таким Гарри Диксон намеревался стать, когда вырастет - и пусть все будут его ненавидеть, но он обязательно станет злым гением! Просто немного вырастет, станет крутым и тогда все узнают, чего стоит Гарри Ллойд Диксон. Дом Хартов оказался... не таким, каким представлял его Гарри. Он, конечно, был в городском доме Хартов - на дне рождения у Энджела, тот просто не мог его не пригласить, - но это место разительно отличалось от пафосности и неуютности того домины. Никакой классики, но комфорт, красота и тепло, о которых Гарри слышал, но никогда не чувствовал ранее. Мальчик старался не высказать своего хорошего настроения, когда обосновался в одной из гостевых комнат - во второй устроилась его мать, - но у него не получалось. Гарри буквально светился от радости и прекрасного настроения, хоть иногда и приходилось видеть холодную равнодушную мину Харта-младшего. Казалось, тот даже при родителях не преображался в шкодливого мальчика, а оставался тем самым одноклассником, который заставлял Диксона кипеть. В тот день они с Энджелом должны были остаться одни - чёрную служанку за спутника Гарри не считал, она была слишком доброй и смешной, чтобы представлять угрозу, - и это не могло не радовать Диксона. Кроме того, Гарри хотел иметь возможность побродить по дому без лишнего внимания, посмотреть на природу за окном, а может быть, даже прогуляться. Вообще, Дикси не был любителем природы и уж точно не был созидателем, поэтому смотрел он на всю красоту вокруг если не равнодушно, то со знатной долей снисходительности. Гарри вдыхал солёный воздух, задумчиво морщил хорошенький носик, смотрел по сторонам изучающе, будто ища соперника - больно уж он был задиристым. Солнце слишком сильно грело бледную кожу мальчика, хотя уже был вечер, но Гарри был чувствителен к солнечному свету, поэтому надел длинные светлые брюки из тонкой ткани, свободную белую рубашку, на ногах у него были светлые мокасины в дырочках, чтобы проходил воздух и освежал пальцы ног и стопы. В общем-то, Гарри ощущал себя прекрасно, потому что сидел в тишине (нельзя считать плеск волн и тихий шелест деревьев шумом), на коленях у него лежал широкий альбом для рисования, в руке зажат карандаш с тонким грифелем, а в голове зрел рисунок окружающей природы, хотя почему-то он упорно рисовал тонкий профиль своего одноклассника. Ему очень хотелось ягод, которые были в мисочке Энджела, но Гарри не собирался просить угостить его (когда он был на кухне, ему не хотелось есть, только пить), поэтому он старался не смотреть на рыжего. Чернокожая нянька прервала тишину, и Гарри поднял на неё взгляд, немного раздражённый внезапной болтливостью женщины. Он совершенно не боялся страшилок, любил ужастики, но одно дело - фильмы и истории, а другое - правдивые сплетни, рассказанные о месте, в котором ты находишься. Мальчик беспокойно поерзал, но увидев, что рыжему тоже не по себе, постарался принять независимый и серьёзный вид, будто бы ему не страшно. - Нет, миссис Рокуэлл, вы просто хотите испугать нас, - уверенно заявил Гарри, хотя голос его немного дрогнул, выдавая сомнения мальчика. - Вам просто хочется, чтобы мы были послушными и не бегали по дому от вас, вот вы и придумали эту историю, - несколько обижено заявил он, откладывая карандаш и складывая руки на груди. - Харт, уж ты-то уже наверняка написал в свои штаники? Он язвительно улыбнулся рыжему, надменно приподнимая подбородок, показывая, что уж он-то, Дикси, не боится каких-то там глупых призраков или неуместных историй. Он был храбрым, он был борцом за справедливость для плохих героев, а Харт только всё портил, разве это справедливо?! Но потом он помолчал, облизнул враз пересохшие губы: - А что если бы тело девочки нашли? - взволнованно спросил он. - Она ведь не умерла, да? - против воли у Гарри задрожал голос, ему отчего-то стало жалко эту несчастную девочку, его ровесницу.

	ЛИЧНЫЕ ТРЕБОВАНИЯ К ИГРОКУ Мне нужен самостоятельный и умный игрок, готовый играть не только со мной, строитьсвою сюжетную ветку. Я буду не против, если ты приведешь с собой игрока на роль папы Джеймса, заявка на него будет ниже. Мне важно, чтобы ты была относительно грамотной, поэтому я хотел бы видеть пост от тебя мне в ЛС или гостевую. Остальное мы обсудим – опять же в ЛС или в Вк. Я жду тебя, мам. И я не против, если этого персонажа возьмет кто-то из игроков Манха)

	СВЯЗЬ С ВАМИ Гостевая, лс.

Страница: « 1 2

Он явно напал не на ту жертву. Мэдисон не собиралась идти на заклание, впервые увидев в руке нападающего нож. Напротив - в голове ее быстро вертелись сотни вероятностей, так и этак переворачивающие сегодняшний вечер и упорно высчитывающие, как много усилий ей понадобится для того, чтобы, скажем, выбить оружие из его руки. Даже тогда, когда секунды, отделяющие их от «момента икс», истекли, и Мэдисон прижали к вонючей стене, она отстраненно размышляла, что была бы не против сделать темноту, окружающею нарушителя ее спокойствия, полной, поочередно вырезав его глаза. Да, это было бы неплохо. Даже лучше, чем перспектива вырваться и убежать. Мэдисон не закричала даже тогда, когда неплохо наточенное лезвие коснулось ее шеи, пресекая попытки открыть рот и издать пару лишних звуков, а по телу, покрывая все конечности дрожью и заставляя повиснуть перед глазами красноватую дымку, зашарили чужие руки. Она замерла, вжимаясь телом в каменную кладку и вынуждая бормочущего что-то насильника склониться ближе к ней. Приняв дрожь, охватившую тело девчонки, за страх, он даже не удосужился схватить ее за руки, и только сильнее навалился на нее, не сразу поняв, что беспорядочное шевеление жертвы обретает осмысленность. В какой-то момент, сцепив зубы от неконтролируемой ярости, Мэдисон прогнулась в спине, откидывая голову и немного отодвигаясь от ножа. Ее руки, обретшие неожиданную твердость, приподнялись: одна вцепилась в волосы на затылке насильника, а другая - в кисть, обхватившую рукоять ножа. Голова девчонки сдвинулась, повернулась в каком-то почти интимном жесте, и, не издав ни звука, она вцепилась зубами в ухо прижавшегося к ее шее мужчины. Рот Мэдисон наполнился кровью, и она, чувствуя, как нож от резкого движения коротко колет мякоть ее беззащитной шеи, изо всех сил подтянула голову закричавшего от неожиданности мужчины к себе. А в ее голове, где-то за шумом крови и биением сердца, пела стая ревущих сирен. Бэтмен! \| Мэдисон
Между ними всегда имело место насилие. Грубость со стороны Иена, которая раз за разом пыталась побороть капризность Каспара. Общее непонимание сводилось к решению конфликтов посредством силы без нанесения тяжких телесных увечий. Оставалось разве что синяками от пальцев на запястьях. Шее. На бедрах. Оставалось укусами на коже, вплоть до желто-синих отпечатков зубов на прокушенной шее. Не о том всю жизнь мечтал Каспар Бергер, но отказаться от этого не мог. Хотел чертового принца на коне, а получил варвара, природа которого лежала в собственничестве и завоевании. Он оставлял следы, он метил свою территорию. Когда они были вместе - шея Каспара явственно кричала о том, что он занят. Занят прочно и жадно, занят незаурядным человеком, в силах которого было свести с ума и довести до хрипоты. Ни один в мире принц не сумел бы сотворить с Каспаром подобного, потому что в Иене было что-то от дьявола, что-то мощное и покоряющее, хоть Бергер и сопротивлялся. На каждую силу была своя антисила. На каждый брык немца, Иен находил свой крепкий ответ. Не давал ему вырваться, заламывал руки, рычал на ухо, как дикое животное, от чего у Каспара все сжималось внутри. Он кусал губы и отдавался, позволял ему вытворять, что захочется. Но теперь просто плакал, упираясь ладонями в мощную грудь в нелепой попытке оттолкнуть от себя животное, которое было связано с ним кровными узами. Каждый поцелуй все больше предыдущего лечил озябшую душу. Каспар постепенно доверялся Иену, отвечал на его требовательные, крепкие поцелуи, хоть и прерывал их изредка грустными чуть ли не завываниями и всхлипываниями. Внутри до краев билась истерика, потому что ему не хотелось отпускать Иена от себя. Не хотелось, чтобы он уходил, возвращался к своему драгоценному любовнику. Он знал Стива, и Стив был ему неприятен. А их отношения и вовсе неприемлемыми. Он хватался за плечи Брайдена и целовал его, кусал за нижнюю губу, пока на щеках еще не высохли обидные слезы. Ему страшно было отпускать от себя этого мужчину, а еще страшнее было думать о том, что Иен займется любовью с кем-то другим. В Каспаре пробуждалась жадность, капризность маленького ребенка, который хотел только себе - и плевать на связи и обстоятельства. Только себе! И никому больше. И он позволял снимать с себя рубашку, он позволял притягивать себя ближе за бедра, а затем укладывать спиной на неразобранную, свежую постель. я приду к тебе по осколкам стекол. \| Каспар
Все маленькие города похожи друг на друга, как россыпь семечек в гладкой чёрной шелухе, вынутые из чаши одного подсолнечника, но, глядя на покосившиеся коробки одноэтажных домишек, всегда можно точно сказать, в какой части страны они находятся. Морвилл был типично южным поселением, которое, у жителя шумного мегаполиса, язык не повернулся бы назвать "городом". Одна-единственная улочка пересекала скоростное шоссе, змеившееся вдоль берега Великой Реки чудовищно длинным языком, потрескавшимся от жара беспощадного солнца, щедро поливавшего своими пронизывающими лучами густую жирную землю. Оно не могло иссушить этот болотистый край, где, во влажном тропическом климате, всякую минуту бурно распускалась зелень, пробиваясь повсюду, хороня под своей живой колышущейся массой любые следы пребывания здесь человека, если он хотя бы на сутки оставлял своё добро без присмотра. Это был край побеждающей природы - щедрый, но капризный и требовательный, не прощавший небрежности и не забывавший равнодушия, за которое он мстил быстро и жестоко. Даже само светило не могло сражаться с ним, и оно плавило твёрдую массу асфальта, превращая дорогу в мягкое пружинящее под колёсами месиво, над которым с утра и до самого захода стояла дрожащая маревная дымка. Солнце выбелило стены деревянных построек, смыв с них все краски, сделав совершенно одинаковыми два ряда оплетённых пыльным плющом домов с южными портиками, узкими, прикрытыми ставнями, окнами и верандами, на которых в стоячем жарком воздухе красовались замершие недвижно подвесные лавки и кресла-качалки, поставленные здесь, должно быть, лет восемьдесят назад или ещё раньше. Погруженный в послеполуденный сон Морвилл тонул в безвременьи, точно так, как его южная оконечность уходила в мутные воды медлительной Миссисипи, там, где берег сползал и обваливался вниз. Казалось, это был город-призрак, безлюдный и мёртвый, заброшенный и забытый, как старый парк аттракционов, неспешно ржавеющий у съезда с трассы, пока жизнь стремительной стрелой летит вперёд - всё дальше и мимо, не обращая никакого внимания на бесполезную рухлядь, жалостно тянущуюся за ней, в бесплодной попытке ухватиться, пусть за самый краешек. У края тёмных вод \| Энджел
Всё ближе и ближе. Когда исчезают дома и вокруг остается лишь золотоволосая степь. Когда оставляешь машину на обочине и взбираешься на высокий холм, чтобы оказаться под зияющим чернью небом – еще недавно оно растекалось над головой бледным аметистовым пятном; чтобы впитывать в себя эту обжигающую холодом воду с небес и жадно ловить губами воздух. Чтобы позволить рассерженному ветру хлестать по щекам невидимыми розгами. Чтобы оглядываться вокруг себя и не узнавать ничего. Еще один чужой мир в раскатах грома и блеске ослепительных молний. Не останавливайтесь, случайные путники, у этого холма. Езжайте дальше, не смотрите на него, не слушайте ее голос – она говорит не с вами, ничего этого нет, лишь ветер пронзает воздух и воет так громко, что небеса содрогаются в холодном поту; не оглядывайтесь на фигуру среди деревьев – они вот-вот будут сожжены. Не останавливайтесь, только не останавливайтесь. Пусть это дитя наслаждается своей всепоглощающей ненавистью. Отец вновь отобрал ее любимую игрушку. - Я выкопаю для себя могилу, - и глядит она невидящим взглядом на землю под своими ногами. И остекленевшие глаза раскрываются шире, и опускается она на колени и вонзает пальцы в рыхлую землю, словно дождавшись наилучшего момента, когда бушующая стихия пошла на спад. С остервенением отбрасывает она вязкие комья, пока вода стекает по ее лицу, облепленному черными спутавшимися волосами. theory of death. \| Сиф
Я есть сегодня. Я буду завтра.Заезженной пластинкой по надорванным нервам. Единственный способ сохранить волю к жизни. Сколько времени? Сколько он здесь? Где он? В ответ только тишина, липкая как горячая смола и холодная как все льды Арктики. Какая к черту разница. Майку слишком хорошо, чтобы задумываться над всем этим, чтобы вообще думать. Блаженное чувство расслабленности во всем теле, в каждой самой незначительной клеточке и хочется смеяться. Он видит как тонкое лезвие плавно разрезает кожу. Так легко и спокойно, красиво. Кожа мягкая как масло и кровь не спеша скатывается по пальцам к полу. Кап-кап-кап-кап... собираясь в озеро изумрудного цвета. Нормальных людей это пугает, Майка - веселит. И он смеется все громче, с жадностью наблюдая. Человек с ножом тоже улыбается, ему нравится как агент себя ведет. Майк сегодня хороший мальчик. Это вчера он упирался и пытался вырваться, до крови растерзав запястья, а сегодня он почувствовал счастье на вкус. Сегодня ему так хорошо, как не было еще никогда в жизни. Он забыл, что существует печаль. Что это такое? Хочется спать и голову плавно клонит к плечу, ему приснится самый лучший сон в жизни. С танцующими феями и поющими ослами. Он улыбается уже сам себе и звонкая пощечина возвращает его назад в мир. Он должен смотреть. Видеть заплывший болью взгляд напротив и беззвучный крик: "помогите!". Почему он кричит? Разве ему плохо? Или больно? Глупость. У человека с ножом есть шприцы счастья, всего лишь нужно попросить. А он кричит. Глупый. Майку скучно. Он ерзает на неудобном стуле и снова пытается высвободить руки. Кожу саднит. И под ним собирается свое собственное изумрудное озерце. Ну, что за... недовольное фырканье и еще одна пощечина, еще больнее предыдущей. Кажется, лицо уже давно превратилось в отбивную и не осталось ни одного целого места. Плевать. А на солнце есть рисунки. Вы не знали? Тогда что вы вообще знаете о жизни. Он думал, что знает о ней все и он ошибался. когда сорвется солнце с высоты \| Майк
Мы были богами, что возвели свой личный Олимп на руинах мира и искалеченных человеческих жизнях. Котлы ада переполнены благодаря нам – благодаря нам же врата рая открываются значительно реже, чем стоило бы. Сейчас же от ёмкого «мы» остались лишь небрежные осколки, символизирующие двух людей, что стали абсолютно далёкими друг от друга. Нас с Мавромати отделяет несколько шагов, но на подсознательном уровне это расстояние представляется длиной экватора, опоясывающего Землю. Дрейк медлит с расправой, отсрочивая решающий миг своего небольшого триумфа, который через несколько лет наверняка сменится сожалением. Я был единственным человеком, который оставался рядом всегда, бок о бок отстреливался от людей Сулеймана и прикрывал друга собой. Так уж сложилось, что наши души породнились ещё до того, как сошли в тела при рождении; мы же были пленниками их желаний. Пристрелив меня сейчас, Мавромати останется ни с чем. Заслужив похвалу своего хозяина, он потеряет то, что прежде помогало ему держаться на плаву. Он потеряет меня, как в своё время потерял и Миранду. Дрейк разрушил свою прежнюю жизнь своими руками – но отчего-то винит во всём меня. Будь в нём хоть немного решительности, пренебреги он хоть на мгновение своими моральными принципами, мы давно покончили бы и с Сулейманом, и с его отпрыском. Мы предотвратили бы случайную жертву, в которую Миранда преподнесла свою жизнь. Мы бы ни за что не позволили мистеру Салазару подняться столь высоко за считанные месяцы. Мы бы изменили всё – но по какой-то причине изменили лишь свои судьбы, и, думаю, не стоит говорить о том, что в худшую сторону. Ironie du sort \| Джозеф

Это была та самая Летти, которая легко узнавалась по утрам, когда спускалась к завтраку; та Летти, которая нарочно медленно выбирала из чего будет делать лимонад, стоя у холодильника; да-да, та самая Летти, которая перекидывала свои темные густые волосы с одного плеча на другое, когда загорала у бассейна, та самая коварная итальянка, что ходила за своим братом, как одержимая, но всегда при случае напоминала, что это не она его хочет, а он точно голодный зверь затаился у дверей ее спальни. Только ваше желание. Ваши влажные пальцы, соприкасающиеся с чужими ключицами, что выступают как рифы скал среди гладкого моря кожи, пока на губах пенятся неразборчивые слова, морским шепотом накатывая до ваших берегов, до тех приоткрытых губ, что напоминают гроты упрятанные в скалы на противоположных берегах. Ваше желание, что обрело наконец-то бьющийся под вашими пальцами пульс, что обрело и плоть и кровь, а не просто существующее в вашей голове. Живущее параллельно с вами, мешающее нормально засыпать по ночам, потому что где-то в соседней комнате оно реально существует, ходит из одного угла комнаты в другой, забывая на прикроватном столике щетку для волос или вернуть пропитанное влагой полотенце на крючок, после душа. Оно ходит, слегка топает, иногда открывает дверь на ночь, но никогда не приходит греть вашу постель, потому что это под общим запретом, потому что это возможно только в вашей голове. Именно ваше желание сейчас с головокружением от выпитого в баре вина, соблазняло и убивало на прохладных простынях и жадно, пагубно, целовала в губы. Она была чертовски пьяна в этот вечер, который закончился в пределах комнаты ее брата. Но при этом Летти ни разу не произнесла и слова о любви или чувствах переполняющих ее. О чем она думала, можно ли было забраться под ее кожу, пробраться в ее голову и увидеть ее глазами то, что она видела перед собой в полумраке чужой комнаты? Наверное, да. Она видела брата, того самого с мыслей о котором начиналось каждое ее утро вот уже пару месяцев подряд. Она водила по невероятно притягательному для всех женщин, окружающих Лео каждый день, телу своими пальцами, задевая кожу ногтями, чтобы та покрывалась мурашками и думала, что очень ревнует, если кто-то делал так прежде или будет делать в будущем. О, нет, она не позволит ни одной из этих вертихвосток подобраться ближе к Лео, чтобы та могла разделить с ним постель. Рискнувшей заполучить себе Леонардо предстоит пройти все круги ада. And I blame you! \| Летиция
То время, что мы провели с тобой порознь - оно не прошло для нас даром. День ото дня, перемежая тщательную работу над фактами с делами быта и профессии, мы наматывали ленту воспоминаний на бабину, которую так легко было бы спрятать в чехол, а затем убрать подальше с глаз долой. На кадрах - все пережитое: мои фотографии тебя в тот солнечный день, где бегали мы под крышами парижских домов, летящие в страхе от нас прочь голуби, продавцы мороженого, шевелящие забавно усами, твои улыбки, твой профиль, твои блестящие даже в черно-белом глаза; улыбка, едва касающаяся уголка рта; руки, согнутые слегка пальцы, неровно обкусанные ногти - так не подобает Ромео, но как же это подходит Дмитрию, поляку со странным акцентом и глазами, в которых потерялся зрачок. Я заставлял тебя задирать голову, чтобы рассмотреть на свету истинный цвет твоих глаз, которые были провалами, упасть в которые было так страшно - как ночной кошмар, в котором тело предает меня, и я падаю вниз, не могу остановить это падение и даже не в силах кричать от того страха, что охватывает меня, когда ты смотришь в мои глаза внимательно и пристально, как будто бы выискивая там вопросы, которые я утаиваю от тебя, чтобы не расстроить. Видишь - таких вопросов было не так-то и много: я человек простой, а в тебе живут дьяволы загадок, боги трагедий и маленький потерянный мальчик, решивший покорить сцены Парижа, а там и всего мира. Куда тебе мир? Зачем тебе щит и меч, если они слишком тяжелы? Я знаю, что говорю, потому что я такой же, вот только моих сил хватит на то, чтобы подвести тебя за руки к Олимпу. Моих сил хватит на то, чтобы обнять тебя сейчас крепко и сказать, что я против: я не пущу тебя наружу, потому что ты необходим мне внутри. Посмотри, как прежде, на воина, у которого душа в дырах, а в ней - сквозняки. Посмотри в меня внимательней, потому что мои желания не совпадают с теми ожиданиями, что я полагаю сам на себя. Я сам себе предатель, Иуда, дезертир. В твоих руках руки самоубийцы, который всю жизнь делает себе больно. В твоей постели изменщик и враг целого мира, который ты так сильно стремишься завоевать. Зачем тебе мир, когда я против него? Когда он против меня? Взаимная вражда порождает антигравитацию, которая грозится унести меня, покоренного, прочь от тебя, возвышенного. Отпустишь ли ты меня? Не отпускай! Сбежишь от меня прочь? Ты просил меня догнать. Завалить в снег, целовать без стеснения, трогать под одеждой, потому что ты мой. Я говорил тебе это в полночь, слушая жаркое дыхание на ухо, я говорил тебе это, когда сознание твое было далеко от этой общей постели, не тревожа твой сон, я готов сказать тебе это сейчас, схватив крепко за руку, так крепко, что тебе станет больно. Я умею делать тебе больно, но, знай, я никогда не делал это нарочно. you’re worse than nicotine \| Марсель
А время утекает и утекает... Оно в какой-то момент превращается в реку, и ты в нем барахтаешься, стараясь не уйти на дно. Не захлебнуться потоком событий. И только тебе одному решать: будешь ли ты плыть по течению и просто пытаться выжить или же поплывешь против него и будешь бороться за жизнь, не выживая, а именно вгрызаясь за каждую секунду. Минуту. Час или целый месяц. Жизнь очень быстротечна и она губительна. Тебе ли этого не знать. Тебе ли не знать, как быстро меняются в ней события. Не ты ли выбрал именно первый вариант и сдался? Сдался, когда выбрал в придачу и одиночество. Придумывая для самого себя различные отговорки. Ложь. Она была такой желанной. Она была настоящей. Она была намного лучше, чем правда, которая открывается рядом с Эйприл. Эти чувства рядом с ней... они губительны для вас. Вот, что ты знаешь. Вот, что ты видишь в том, как она привязывается к твоему присутствию рядом с собой. Вот, что ты хочешь ей сказать, но вместо этого, ты просишь впустить тебя дальше. С ней ты, наконец, начал бороться. Ты, наконец, решил, что можешь повернуть русло и заставить реку течь в иную сторону. Туда, куда хочешь именно ты. Ты почувствовал силу, но сила уходить сквозь пальцы, как все та же вода или песок и только потому, что ОНА тебя не подпустила настолько, где ты почувствовал бы над ней безоговорочную власть. Ты все еще ощущаешь себя вещью. Животным. А хочется быть человеком. Хочется приходить туда, где будут твои же вещи, что пропитаются чужим запахом. ЕЕ запахом. Сложно. В ней внутри такая же стена из одиночества и нежелания доверять людям. Сложно. Но ты уже видишь на ней трещинки и нужно просто выбрать одно точно место, по которому ты ударишь и обрушишь стену к своим ногам. Ты теперь ее стена. Ты теперь тот, что будет убивать за нее и ей не нужно просить. Ты хочешь быть ее защитой, пусть и понимаешь, что сам же намного опасней для нее, чем вся армия Столицы. Тебе так нравится, что она дышит тобой. Не только воздухом, который ты и сам втягиваешь в свои легкие, согревая его там, а именно тобой. Вот, что ты знаешь. И будь у тебя возможность, ты бы улыбнулся на свои мысли. Ты бы насладился моментом, где она думает, что ты не видишь тонкие ниточки, что плотно теперь обхватывают ваши запястья и ведут друг к другу. Тебе бы сказать вслух о том, что ты больше не можешь без нее, но она как мотылек, что так легко спугнуть словами. Просто выдохом. Лишним. С шумом. Тем самым шумом, что колотиться в твоей груди. Сердце не успокаивается. Сердце твое, пусть в груди волка. Хотя бы оно у вас точно одно на двоих. И вас подводит. Ему вы проигрываете. .мы всегда стоим у края — или ада, или рая \| Леннарт
...Одна из снежинок, попав в немигающий глаз, внезапно выволокла меня из скулящего забытья в жизнь. Мир предстал передо мной словно сквозь фасеточный глаз, смотрящий сразу во всех направлениях. Небо было расчерчено на квадраты, как песчаные дюны; поверхностный слой планеты отражался в роговице огромного поддетого бельмом глаза - вполне человеческого, только не мигающего, не моргающего. Обстановка разрядилась до состояния головокружительного переизбытка кислорода, точно мы находились не в со всех сторон продуваемом сквозняком закоулке, а в кислородных масках в стремительно теряющем высоту самолете. До меня смутно долетали затихающие свистки поезда и скудные отблески медных фонарей, мерцающих на пустынных мокрых улицах. Я судорожно огляделся, невзначай уронив взгляд на ничем неприметную женщину с громоздкой сумкой на той стороне дороги - что у нее в сумке? Мороженные мандарины к столу в плетенной оранжевой сетке с аляповатой этикеткой? А может быть, выкидыш с обрывком пуповины, закутанный в целлофановый пакет? Пуповины же моих мыслей непременно идут в прошлое, единым проводом связуя прошлое и настоящее. Я снова взвел на Джо курок, точно сквозь толщу воды уловив его глухой голос, произнесший колкую фразу: "Тот, прежний Дрейк никогда не позволил бы какому-то сопливому мальчишке помыкать собой" и затрепетал в состоянии мятежа, не чувствуя веса собственного тела, вздрагивая от каждого движения. Очнувшись от забытья, я стал невольным свидетелем того, как, словно айсберг, разваливается на куски моя личность и на оглоблях моего существования остается нездоровая страсть пагубной привычки: мне не терпелось достать из кармана ослепительно-белый порошок, мелкий и уплотненный, наподобие нафталину, и затянуться им во весь объем легких. Для меня кокаин был не бессмысленным разгулом тела, а уже то же самое, что мистическое наслаждение для души: наркотики погружают меня в грезы, полные экстатических фантасмагорий. Только с их помощью я доподлинно чувствую, что живу. Втянутый через ноздри вместо кокаина студеный воздух щекочуще достиг носоглотки, и тяжелая голубая тишина разлилась по гортани вместе с ледяной слюной. Морозной свежестью болезненно засаднило в горле, оставляя за собой промерзлость гортани и десен, как при затяжке коксом. Я будто впервые за вечер почувствовал, как от потающего снега неприятно липнет одежда к телу, выразительно обрисовывaя мускулы, как у культуриста. Нам всем хоть раз хотелось кого-то убить. \| Дрейк
- «Дело не в этом»? «Все сразу навалилось»? – механически повторила Кристина, отстраняясь все дальше и дальше, к противоположной стене, будто бы могла пройти сквозь нее и не видеть этих его глаз, так естественно пытающихся выражать безразличие, но все равно выдающих, что все далеко не так складно и просто, как он хочет, чтобы было. Выражение ее лица сменилось с растерянного на напряженное, ничего не предвещало бури, и лишь сомкнутые в тонкую полоску бледные губы на загорелом лице своим контрастом выдавали колебания в настроении, подобно волнам в море, что вскоре принесут за собой шторм – если переносить на сложившуюся картину, то это будет истерика. Облицованные кафелем стены обожгли спину там, где домашняя блуза поддалась вверх после пальцев Люка, бороздивших вдоль ложбинки позвоночника – девушка едва слышно охнула, но тут же осеклась, потому как не этот, не реальный холод беспокоил ее сейчас и страшил; не замерзнуть она боялась, а остаться с этим чувством наедине – всегда в объятиях холодного шелка простыней, зимними вечерами, одинокими вечерами, боялась сжимать она в руках кружку с кофе и понимать, что уже никогда не разделит свое тепло с ним, сидящим напротив и говорящим те фразы, от которых она, казалось бы, была застрахована. Для Кристины Риччи очевидным и неизменным казался факт брака с Дамианом Каррера, сколько бы ни прошло времени с их помолвки тогда, на Сицилии – год, два, да даже если лет десять! – она бы все так же ждала и подсчитывала количество «откупов», преподносимых ею будущим мужем, не забывая напоминать, что среди всего этого барахла должны уже появиться два обручальных кольца, а пресса лопнуть от ее фотографий в подвенечном платье, стоимость которого может с легкостью посоревноваться с годовым бюджетом маленькой страны в Южной Африке. Господи, это даже и пояснять не нужно было – брачный контракт двух семей, прочно налаженный бизнес, головокружительный успех – если кто знает рецепт удержания около себя завидного молодого холостяка действеннее, непременно поделитесь им с Риччи, и она тут же докажет, что вы заблуждаетесь! Она уже всем подругам уши прожужжала о том, где и как они устроят свадьбу, где проведут медовый месяц и что попросит Кристи у Люка в качестве подарка молодой жене – итальянка всегда хотела быть ангелом «Victoria’s Secret», а Каррера вряд ли будет против, что красивая девушка с его фамилией будет известна на весь мир. Он ведь этого хотел – идеальной репутации. Lithium \| Кристина
Единственное, что въелось в память из моментов последней зимы, – холод. Он не сковывал ртутный столбик, вынуждая его метаться из крайности в крайность подобно окружённому кольцом пламени зверьку. Он не вызывал у людей, весело смеющихся и перебрасывающихся плеядами снежков, ощущение дискомфорта, что, казалось, со временем перерастёт лишь в тягостное чувство одиночества. Он не становился главным объектом повествований очаровательной девушки-синоптика с голубых экранов телевизоров. Нет. Он был только моим – и как бы я ни стремилась поделиться леденяще-губительными флюидами с окружающим миром, дабы избежать духовного разложения, промозглые до костей щупальца лишь сильнее сковывали и без того едва трепыхающееся и покрытое толстой коркой льда сердце. Казалось, что я давным-давно обитаю в мрачных глубинах Тартара, где, блуждая каменистыми коридорами, лишь оплакиваю то, что осталось по ту сторону мира. Между мной и Ричардом пролегла целая пропасть; мосты были сожжены подобно греховным письмам пожилой монахини; расплавленное озеро солнца, в котором то и дело отражался бледный лебедь луны, более не являлось нашей путеводной звездой. Не было ничего – лишь чёрная дыра, что постепенно разрасталась за рёбрами, поглощая своим неумолимым хаосом всё, что когда-либо существовало вовсе. Я не чувствовала себя живой. Тело машинально совершало действия, что отнюдь не контролировались разумом; слова соскальзывали с приоткрытых губ по давно проторенным тропинкам, не неся в себе ни единой толики смысла. В одно мгновение я стала марионеткой, управляемой кем-то свыше и более не имеющей собственной жизни. Я помню, как мать, разбивая очередной по счёту сервиз, кляла Аддерли на чём свет стоит, грозясь при первом же появлении отправить его к далёким пращурам. Я не забыла, как отец, по обыкновению сдержанный и здравомыслящий человек, едва ли не собрал чемоданы, дабы отправиться в ту же экспедицию, найти негодяя и вздёрнуть на первом же придорожном дереве. Я порой не могла сдержать слёзы, когда Джек и Темпл, обрывисто тараторя немецкие проклятья, грозились спустить с мужчины шкуру, едва он снова появится, дабы в очередной раз поиграть и забросить куда подальше на чердак. И всё было бы не столь печально – у меня никогда не ладилось с мужчинами! – если бы я не носила в своём чреве незаконное дитя, что и стало причиной нашей с Ричардом разлуки. Он не захотел признать в ещё несформировавшемся малыше своего наследника, предпочтя сбежать на край света навстречу столь любимой и многообещающей свободе, что, будучи девкой разгульной, всегда без единого укора разводила перед Аддерли покатые линии бёдер. Ты создана для меня из самых светлых снов. \| Хайди

JOKING ASIDE

Меню навигации

Пользовательские ссылки

Информация о пользователе