Я чувствовала себя настоящим детективом, который идет по следу преступника, предвкушая его скорейшую поимку. Мне казалось впереди меня ждет хитроумный план, который сплелся так складно и сильно, что его не распутать, не увидеть подвох не представится возможным. Конечно, ведь полиции не удалось! Но Шерлок ведь не сдавался, распутывает самые безнадежные, на первый взгляд, дела.
Ах, да. Я не Шерлок Холмс и даже не детектив, да что уж там, я даже не помощник адвоката или работник юридических/страховых фирм, которые пытаются докопаться до сути. Греха таить не стоит, я даже не сильна в расследованиях, потому что…потому что мой ум не под то заточен, но разве его нельзя развивать? Почему бы мне не проверить себя и не попытаться развязать тот морской узел, на который плюнули блюстители порядка? Да, к слову признаться, они и не плевали, потому что все явно указывало на суицид. Все, кроме слов родственников, но как правило родственники всегда верят в лучшее, не подозревая, что творится на душе у человека. Уж я то знаю. Я это испытала на себе.
Тогда, как ты улыбаешься окружающим, представляя образ счастливой девушки, у которой вроде бы есть все необходимое: дом, любящая мать, вроде и парень есть, который «любит» тебя [или свою власть над тобой] и работа вроде есть какая-никакая, главное приносящая заработок. Что нужно еще для хорошей жизни? Если бы я знала рецепт, я бы обязательно поделилась тогда. Но в тот момент, когда лживая улыбка растягивается на губах, а ты бесцветным голосом отвечаешь на пустой вопрос: как дела-нормально, никто и не задумывается, что нормально на самом деле лишь для виду, для словца, лишь бы отвязаться от назойливых и банальных вопросов, которые задают из вежливости, но никак не из желания знать правду. Да и кому она нужна, ведь у всех есть свои проблемы и лезть в чужие совсем не хочется. Так вот, когда ты врешь всему миру внутри тебя тяжелеет бомба с часовым механизмом, тиканье которого с каждым днем становится все громче и громче, отдаваясь вибрацией в теле, в сердце, в самом его центре, добираясь до души, а потом взрываясь, сметает все на своем пути, рвет душу на клочки, лишает кислорода и желания дышать. И, даже если ты одумаешься, даже если сделаешь шаг в сторону с выбранного, с горяча, пути, внутри все равно будет пусто, рваные лохмотья души стыдливо прикроешь вновь улыбкой, соврав в очередной раз миру о своих чувствах. Но, как правило, люди редко одумываются или, редко успевают хоть что-то сделать, чтобы повернуть время вспять.
Я понимающе кивала, когда мне говорили, что он не мог, он так любил жизнь, они же его так хорошо знали, и чувствую горечь во рту. Они не могли, ведь даже я не ожидала от себя такого шага, вероятно и он сам не ожидал, он сам себя, вероятно, плохо знал, куда уж родственникам, у который есть собственные души. Но они так уверены! В их глазах столько надежды и рушить ее вновь очень опасно. Чужая душа- потемки, но этой попыткой они хотят убедить себя, что не виноваты в том, что мало обращали на него внимания, мало разговаривали по душам и помогали излечиваться словами, мало поддерживали и участвовали в его жизни. Если это так, если он и правда совершил такой шаг, то вина и совесть съедят их без остатка и даже, с предсмертной запиской: «прошу в моей смерти никого не винить», они будут знать- в этом есть их вина, пусть не вся полностью, но части достаточно.
Поэтому они охотно со мной побеседовали вновь, поэтому сразу приняли и рассказали без утайки [хотя рано об этом говорить], поэтому даже не подумали обо мне, как о возможной лживой журналистке или проходимке, которая эмоционально наживается на их горе, а у меня ведь даже не было корочки, какие обычно выдают помощникам. И я знала, немного погодя мне это аукнется так сильно, что меня могут выгнать из полиции, даже не смотря на все старания моего агента, да и мою совместную работу с детективами. Даже не смотря на ту книгу, которая вот-вот пустится в печать.
Последним пунктом назначения на сегодня был один из участников общества любителей Холмса. Все они [а их было трое без умершего] были весьма не любезны и неохотно отвечали на вопросы, недовольно кривили губы и чаще отвечали: не помню, чем задумывались над вопросом. Не замечала, что в произведениях Артура Конана Дойла такие неприятные личности в друзьях у Холмса, конечно, он и сам был не подарком, но все же!
Никто из них, впрочем, как и родственники, не замечали глубокой подавленности у мистера Коннора Джонсона. Они встречались каждую неделю, один день, занимая все свободное от других дел, время на распутывание вымышленного убийства или, если такого не подворачивалось, вспоминали истории именитого героя. В реальности, как оказалось, они не только не пересекались, но даже не общались. Весьма странно, будто это закрытый клуб или клуб анонимных любителей Шерлока Холмса, обычно в этих случаях люди пересекаются только на «сеансах».
Итак, мистер Лестрейд мало походил на протопитов героя из фильмов и сериалов, но более любезно пообщался со мной, все же, по сути, оставив ни с чем. Мне не пришло ничего другого на ум, как вернуться к этой странной тройке на следующий день, когда произойдет их очередное собрание и устроить им очную ставку, заодно узнав и о всех бывших членах этого любительского клуба. А в голове все время крутилась забавная фраза, по которой всегда узнавали великого, но вымышленного детектива: Во всем виноват дворецкий. Или как-то так. Может и у них он был когда-то?
Я почти дошла до своей машины, когда меня грубо схватили за руку и развернули к себе лицом. На меня смотрели негодующие зеленые глаза частного детектива, которого я видела в полицейском участке. И именно она занималась этим делом, а я лишь представлялась  помощницей детектива (а я же могу себя считать почти-помощницей-детектива-Дэнверса?) перед родственниками, хотя я же не говорила про нее конкретно? Да и что такого?
Я недовольно и с небольшим усилием выдергиваю свой локоть из ее цепкой хватки и чуть отступаю, чтобы держать ее на расстоянии. Не люблю, когда нарушают мое личное пространство. Я теряюсь, а иногда и бешусь. Не знаю с чего начать, то ли с такой же язвительной фразы и интонации, то ли попробовать установить более-менее мирный тон разговору. Конечно же, я бы тоже себя так вела, будь на ее месте.
- Мисс Коул,- не нахожу ничего умнее, чем начать именно с этого,- Не припомню, чтобы говорила им, что являюсь именно вашим помощником, но мне правда приятно с вами познакомится, я видела вас в участке, когда вы приходили за делом,- вздыхаю. Ну, зачем же так язвить и иронизировать? – Пишут, но, как правило, мало кто следует этому, иначе пропадает интерес к сюжету, когда персонаж не может ничего найти законными путями, - пытаюсь выдавить дружелюбную улыбку, а не едкую, какая зреет в мыслях. Не хотелось бы ссориться с человеком, которого наняли за деньги расследовать это дело,- Простите, мы, наверное, не с того начали,- делаю шаг вперед, словно говоря всем видом: я с миром, и протягиваю руку,- Я Оливия, не помощник детектива, но работаю с Ричардом Дэнверсом и набираюсь опыта,- может быть она сбавит обороты и перестанет наступать?

Взросление Мэгги совпало с сильной, глубокой влюбленностью. Связь отличницы с отпетым хулиганом обрастала слухами и сплетнями, которые в пригороде распространялись со скоростью звука. Сумасшедшая любовь, всепоглощающее чувство. Маргарет и Квентин забили тревогу, но их опасения были напрасны. Не смотря на репутацию плохого парня, Рик обладал твердым, волевым характером, стремлением к постоянному развитию, моральными принципами, тонким юмором и подкупающей к расположению харизмой. Подобрав ключик к сердцу Мэгги, молодой человек смог очаровать и ее родителей. Да и могло ли быть иначе, если дочь буквально светилась от переполнявших ее чувств и эмоций? И лишь одно терзало родительское сердце – любовь избранника дочери к мотоциклам и скорости. Влюбленные разделили эту страсть на двоих. Скорость стала их стихией. Им никогда не было скучно вместе. Подпитываемые страстью и бурлящим адреналином в крови, возлюбленные неслись по дороге жизни, не срезая углов на поворотах. Маленький поток машин на пригородных дорогах давал им возможность разгоняться до максимальной скорости, и риск стал неотъемлемой частью их отношений. Выскочившая из-за поворота машина внесла свои коррективы в жизни обоих. Авария на повышенных скоростях уносит жизни всех ее участников, но Мэгги удалось выжить.
Ее раны не были смертельными, уберег шлем безопасности, но скорая помощь подоспела не сразу. Келлер понесла большие кровопотери. С переломами и ссадинами ее доставили в ближайшую больницу, где в течение пяти часов врачи боролись за ее жизнь. Придя в сознание, брюнетка не задавала вопросов, яркая картина аварии, унесшая жизнь любимого человека, все еще стояла перед ее глазами. Мэгги удалось выжить, но она потеряла важную часть себя. И в ее потухших глазах поселилась скорбь.
Восстановительный период затягивался, а вместе с душевной травмой приходилось лечить и физические раны. Обезболивающие приносили успокоение, равнодушие к происходящему, апатию к жизни. Чтобы пережить боль потери и пугающую зависимость от таблеток Мэгги пришлось посещать школьного психолога. Вынужденные сеансы воспринимались девушкой болезненно. И только время расставило все по своим местам. Ей было сложно открыться перед чужим человеком, пустить его в свою жизнь. Да что там. Сложно было просто заговорить. Мэгги пряталась за книжками, уходя с головой в учебу. Лишь бы лишить себя свободных минут. Лишь бы разрывающие душу воспоминания оставались где-то в потаенном уголке ее памяти. И это принесло свои плоды. Келлер успешно окончила школу и поступила в Гарвардский университет на юридический факультет.

Почему она просто не положила трубку, едва услышала голос агента Бартона? Ответ довольно прост. Он лежит на поверхности. И его знает любой мало-мальски знакомый с Келлер. Девушка не любила не завершенных дел. Она не могла отпустить ситуацию, пустить все на самотек, включаясь в каждое обсуждение, перепроверяя собранные помощниками материалы. Брюнетка не терпела ошибок, не могла позволить кому-то упрекнуть ее в халатности или безответственности. Унизительным для нее было признание слабости, немощности. Отголосок пережитого прошлого постоянно звенел у нее в голове, напоминая как коротка человеческая жизнь, и что положиться можно лишь на себя. Ей нравилось собственными руками творить свою судьбу, выигрывать дела, строить карьеру. Нравился успех и уважение коллег. И если и терпеть поражение, то явно зная наверняка, что приложила максимум усилий, что сделала все возможное. Выстроенное дело начинало рушиться, едва голос федерального агента сообщил о каком-то общем знакомом, что сейчас лежал на столе судмедэксперта. Брюнетка не могла с точностью сказать, кто это или как этот человек связан с ее прошлым делом, но то что эта связь была, не оставалось ни малейших сомнений. Вопрос  самой себе о том ехать ли ей в морг или проигнорировать просьбу Бартона и отправиться домой был скорее риторическим.
И все же она не учла всех фактов. Брюнетке не приходилось прежде так близко подходить к жертвам убийств или бывать на опознании. Атмосфера морга была ей незнакома, и стоит добавить, мало приятна. Холодный яркий свет немного резал глаза, в то время как к горлу подкатывал ком. Мэгги слегка поморщилась от запаха и, отведя в сторону глаза, выдохнула. Брюнетке явно не хватало кислорода, и, возможно, ее лицо немного побледнело, но Келлер продолжала стоять на своем месте, словно это был привычный для нее зал суда. Беглым взглядом она пробежалась по белой простыне, прикрывающей тело рослого мужчины. Ей совсем не хотелось, чтобы ее открывали. Находясь в комнате допросов, Мэг приходилось видеть фотографии жертв, убитых, растерзанных, но чаще всего у полиции не хватало улик и эти фотографии должны были стать психологическим методом давления. Давлением, которого брюнетка не терпела. Она отмахивалась от них, как от назойливых мух, сохраняя холодность, лишь бы не пускать в ход эмоции. Но сейчас она чувствовала, что прошла точку невозврата, и просто обязана взглянуть в глаза смерти.
- Вы так любезны, мистер Бартон, что просто с первых слов располагаете к себе окружающих. Мэг смерила Джеймса холодной улыбкой, давая понять, что в словесной полемике ему не победить. – Давайте не будет бросать громких слов и выдвигать неподтвержденных гипотез. Если вы пригласили в морг меня, значит, ваши дела совсем плохи. В чем обвиняется мой клиент? Нет, не так. Что вы можете из этого доказать? Улики? Факты? Отпечатки? Может свидетели? Нет? Брюнетка театрально машет головой, поднимая брови в ожидании ответа на вопрос, который его даже и не предполагает. Ничего? Что ж. Вот вам моя версия событий. Чисто теоритически, разумеется. Ваш человек попал в определенную среду, где безопасность жизни не стоит в главе угла. Каждый день ваш подчиненный подвергал свою жизнь опасности. Он мог пасть жертвой уличных разборок, не влиться в коллектив… А, возможно, погиб при стычке с конкурентами. Может быть такое, агент Бартон? Знаете, что есть и такая вероятность. И даже оружие, на которое вы так рассчитываете, не свяжет это убийство с моим клиентом. Если конечно оно не будет его личной собственностью. Но вы же понимаете, что этого не будет? Вам просто не дадут открыть дела без более конкретных улик. Вы топчитесь на месте агент. Теряете время. Вам нечего предъявить моему клиенту. Иначе этот разговор проходил бы совершенно в другом месте.
Не сказать, что Мэгги не переживала или что ей было не жаль мужчину, лежащего на столе судмедэксперта, но девушка свыклась с несправедливостью мира, со свободой выбора и определенных последствиях этого выбора. Она понимала, что возможно у бывшего сотрудника полиции осталась семья, жена и дети, но это ни Келлер отправляла его в полицейскую академию, ни Келлер посылала на опасное задание, ни Келлер нажимала на курок. Как бы цинично это не звучало, но всегда найдутся люди, способные и желающие подняться на чем-то нелегальном. Она точно знала, что ее клиент виновен в поставке оружия и понимала, что возможно Джеймс прав в своих доводах. Но девушка так же знала, что на его место всегда придут другие. Не он, так кто-то еще. Так почему она должна облегчать работу правоохранительных органов, защищая клиента только в пол силы? И все же определенные нотки сожаления можно было заметить, если выделить интонацию или сквозящий вдоль стен взгляд, что так выборочно пропускает белую простынь. И возможно если бы Джейсм использовал чуть больше участия и меньше давления, Мэгги не смогла бы сохранить хладнокровие на лице, постепенно снимая свою оборону. Но Бартон давил подобно танку, шел напролом, не задумываясь о последствиях своей атаки. И едва он переступил черту, ворвавшись в личное пространство девушки, задавая свои провокационные вопросы, брюнетка не смогла сдержать эмоций.[float=left][/float]
- Интересная история, агент Бартон. А какова ваша роль в ней? Где были вы, когда вашего сотрудника убили? И почему ваше ведомство сработало так халатно? Агент Бартон, я работаю не первый месяц и даже не год. И ваши психологические приемы не заставят меня ужаснуться в содеянном. Хотите слышать мое мнение? Вы провалили дело. Вы потеряли своего сотрудника. Вы плохо делали свою работу. Вот в чем между нами разница, агент Бартон. Я свою выполнила на отлично.
Слова мужчины не просто задели брюнетку, они вывели ее из равновесия. И возможно она продолжила бы отвечать ему в той же манере, но чьи-то неспешные шаги переключили все ее внимание. Обернувшись, Келлер заметила вошедшую светловолосую девушку. И ее голос прервался. Сохраняя тишину, брюнетка наблюдала за приближением этой холодной красавицы к столу с лежащим на ней трупом.

На вечеринке по случаю окончания школы он не на шутку разошелся, употребляя все, что так или иначе притащили с собой сверстники, после чего, совершенно бесконтрольный, он был зачинателем драки, что испортила все веселье. На следующий день воспоминания о той ночи будто бы кто-то стер из его памяти, а сам он был обвинен во всех смертных грехах. Самыми крупными обвинениями, которые врезались в память по сей день, были обвинение в изнасиловании и избиение до полусмерти. Александр не понял как, но благодаря связям отец как-то умудрился замять это дело.
- - - - - - -
И все же прошлое, спустя много лет, не собиралось так просто отпускать. Стоило общественности узнать о том, что в списке кандидатов на членство в Палате представителей страны метит Александр Стронг, все былые разногласия разом всплыли в попытках испортить репутацию, вынуждая тем самым виновника, не желавшего возвращаться к грехам прошлого, свернуть все свои дела и совершить переезд в Бостон, город, который манил его уже не первый год.

Сомневаюсь, что его читают, но если нужен будет - предоставлю.